И я представляла, что «глузд» – это такой конь, серый в яблоках, на котором дед всё ездит и ездит, а потом вдруг куда-то съезжает вниз и падает.
А ещё дедов лапсердак напоминал собой подарочный мешок волшебника, в нём, необъятном, с множеством карманов всегда находилось место и для румяного яблочка, и для конфетки в блестящей обёртке для меня.
Были в нём и другие сокровища: перо какой-то птицы, ржавый гвоздик, засушенный цветок, монетка иностранная.
– Это, – говорил дед, – осталось от немцев, когда мы их гнали до Берлина.
И я представляла, что немцы – это такие рыжие тараканы, которых мой дед вместе со всеми куда-то гнал.
Много лет прошло с тех пор: и дедов лапсердак давно где-то истлел, и самого деда давно нет, но я иногда думаю, а может, ушли они вместе – дед и его лапсердак – в волшебную страну Лапседарию, где живут сказки, ушли, может быть…
Столетние сосны
Столетние сосныВыпуск 13
Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Поэзия Татарстана
Теги: Натан Солодухо , поэзия Татарстана
Натан Солодухо
Поэт, философ, доктор философских наук. Автор философских, поэтических и прозаических книг. Издавался в Казани, Москве, за рубежом – в журналах, поэтических сборниках и литературных газетах: «Кольцо А», «Дети Ра», «ФутурумАрт», «Аргамак», «Идель», «Казань», «Зарубежные записки» и др. Профессор, заведует кафедрой философии в Казанском техническом университете. Постоянный ведущий теоретической конференции ежегодного Международного фестиваля им. Н.И. Лобачевского «Неевклидова поэзия». Член Союза российских писателей. Почётный работник высшего профессионального образования РФ, заслуженный деятель науки РТ. Лауреат литературных премий.
Снег
Летит и крýжится ближайший,
Высокородный и нежайший,
Из светлой вечности – свежайший
На нас с небес
Сошедший снег.
Пушистый снег –
Он ненаполен:
Возводит башни колоколен,
Сугробы воздухом полнит
И в небо хлопьями палит.
Взметая сноп, сбиваясь с ног,
В сугроб бросается щенок,
Потом, от снега ошалев,
Вздымает к небу в снеге зев.
Душа, как будто вечность чуя,
Решает: вот перекочую –
Из тела бренного прорвусь
И с белой вечностью сольюсь.
Вечное
Столетние сосны над лесом встают,
Над ящером с кожей замшелой.
Здесь пращуры наши искали приют –
Меж сосен в траве порыжелой.
Так ныне и присно во веки… Что в том?
На небе и синем и алом
Сосновые ветви с павлиньим хвостом
Качают резным опахалом.
Пройдут сотни лет, и почтенный старик,
Текучее время осилив,
Отыщет в лесу этом ящериц лик
И сосны на алом и синем.
Жизнь как инверсия
Сосна и пáпоротник, хвощ
влекут меня в ретроспективу,
где мозг – тиран, зануда-вождь
над прошлым циклится ретиво.
А надо думать о грядущем,
о благотворном и грозящем,
и разводить цветы и кущи…
Но я – «теперь», я в настоящем.
Живу в тончайшем промежутке
меж тем, что было и что будет:
вся жизнь – инверсия (без шутки)
от эпилогов до прелюдий.