Тов. Закруткин. Я уже больше месяца слушаю критические замечания о романе и нахожу, что все они в основном совпадают. Мнения редакции и писателей для меня очень важны. Я ещё всю книгу не осилил, знаю, что нужна большая дополнительная работа. Когда я продумываю написанное – самому многое не нравится. Сейчас я ряд мест вычёркиваю, изменяю, добавляю, любовные, публицистические вещи устраняю. Все замечания Леонида Максимовича очень ценны для меня. Я старался убрать «пену на губах», но очевидно ещё не всю убрал. Думаю, что дальше роман будет развиваться лучше. С большой благодарностью принимаю замечания редколлегии и постараюсь их учесть.
Тов. Храпченко. Из тех замечаний, что высказаны сегодня, многое совпадает с тем, что указывалось автору редакцией, когда она впервые познакомилась с романом. Роман улучшается. По-моему, следует его печатать».
Кстати, на том же заседании редколлегии зашла речь и о рукописи «Золотой розы» Константина Паустовского. Леонов в целом этой вещью был доволен. «Мне книга понравилась, – признался он, – много в ней интересных моментов, описаний, наблюдений, высказываний о писательском труде. Меньше понравились рассказы о Шометте, Андерсене. Они в книге выглядят инородными. В частности, неправдоподобно в Шометте собирание золотой пыли. Но книга в целом интересная, я за печатание».
Стоит отметить, что Леонов внимательно читал в вёрстках не только прозаические разделы. Ему интересна была и поэзия. Выступая на редколлегии 28 марта 1955 года, он решительно не согласился с А. Прямковым, который отверг новую подборку Ксении Некрасовой, высказавшись за отбор 3–4 её стихотворений.
Зато в другой раз – 30 мая 1954 года – Леонов предложил отложить рукопись Маргариты Агашиной. Ему не совсем понравилось стихотворение «Варя». Он отметил, что «в стихотворении Агашиной «Варя», хорошем по существу, слабо выражено авторское отношение к поставленной проблеме. Автору следует ещё поработать над стихами». Правда, Леонова тогда попытался поправить завотделом поэзии журнала Евгений Винокуров: мол, Агашина – «такой автор, что переделывать не умеет и не любит, у неё вылилось стихотворение стихийно». Но Леонов в ответ решительно заявил: «И в данном случае, и наперёд я бы хотел посоветовать отделу поэзии не преклоняться перед стихийностью, это ведёт к зазнайству, к нежеланию авторов кропотливо работать над улучшением своих стихов. Совсем не так поступали великие таланты русской и советской поэзии».
Кстати, чуть позже Винокуров сдал в набор свою собственную подборку. Но Леонов, когда прочитал вёрстку, предложил: «Надо бы поправить стихи в ряде мест, например, в стих. «Работа» говорится, что мозоли после носки вёдер с водой год не сходили с ладоней – неверно, сильно преувеличено. Стих. «Хлеб» – надо переделать строки, где говорится, что непропечённый хлеб к дёснам «прилипал», «отлипали его языком».
В конце 1955 года выяснилось, что Храпченко слишком быстро устал от редакторства. Он стал появляться в редакции «Октября» всё реже. Соответственно, начал угасать и журнал.
Видя это, Панфёров бросился в Кремль. 25 мая 1956 года он отправил в Президиум ЦК КПСС своё обращение.
«Дорогой Никита Сергеевич! – писал Панфёров. – С тех пор как мне за мой антиобщественный поступок партия вынесла строгое осуждение, прошло более двух лет. Тогда на Секретариате ЦК я, выслушав Вашу критику в мой адрес, сказал:
– Брошу пить и приложу все силы для того, чтобы своим трудом заработать доверие партии.