Тут они заметили перед собой медленно катившуюся тяжело нагруженную телегу. Сердитый возчик свирепо смотрел на них и махал кулаками. Они могли видеть, как его губы двигались, но благодаря трескотне мотора до их ушей не долетело ни звука. Машина промелькнула мимо, как молния.
Звон трамваев смешивался с воем автомобильной сирены, и это вносило совсем новую ноту в уличную жизнь. Чудесная машина скользила по земле с необычайной легкостью, ловко пробираясь среди подвод, повозок, экипажей и велосипедов. Прохожие оборачивались, улыбаясь радостно и недоумевающе. Коб подумал, что шум автомобиля, этот новый голос цивилизации, должен был звучать в их ушах, как изысканнейшая музыка, абсолютная новизна которой заставляла слушать ее с наслаждением.
Теперь они выехали за город и как стрела неслись по шоссе мимо оснеженных полей и огородов, опустошенных зимой. Миля за милей оставались позади. Вскоре дорога совершенно опустела. Лишь где-то далеко перед ними шагом подвигалась какая-то повозка.
Нажав грушу сирены, Форд затрубил.
И тут случилось то, чего Коб с тревогой ожидал в течение целого утра. Лошадь прижала уши и понесла. Но само собой разумеется, что ее отчаянный перепуганный галоп не мог соперничать с мощной скоростью машины. Следующие 5 секунд автомобиль поровнялся с повозкой. Коб успел разглядеть какую-то старуху в старомодной уродливой шляпке с лентами, которые теперь развевались в разные стороны, словно ванты корабля, захваченного циклоном. Совсем растерявшаяся старуха выпустила возжи и в безумном страхе сжимала голову руками.
— Остановитесь! — крикнул Коб своему спутнику. — Вы еще больше пугаете эту проклятую клячу.
Форд, повидимому, готовился последовать этому совету. Его нога уже упиралась в рычаг тормаза. Но в это мгновение колесо телеги наехало на выдавшийся камень. Пустые бидоны из под молока с треском посыпались на дорогу. Совсем взбесившаяся лошадь круто рванула в сторону и прыгнула через канаву, позади которой вздымалась изгородь в виде невысокого земляного вала. Миг спустя все — лошадь, телега и старая женщина — обратились в один клубок на дне канавы. Коб невольно вскрикнул. В воздухе мелькали копыта и видно было, как вокруг одной из лошадиных ног обвилась черная лента шляпы.
Форд остановил свою машину и двое мужчин выскочили из нее. Коб схватил под уздцы дрожавшую всем телом лошадь и вывел ее из канавы. Форд склонился над телом старухи.
— Боже милосердный, — сказал он, — да это Фанни Мэдокс!
Все лицо старухи было покрыто, грязью и кровью. Впрочем, свалившись в полную талой воды канаву, она не могла получить сильных ушибов при падении. Но на левом виске ее выделялось огромное пятно сине-багрового оттенка — след лошадиного копыта. Пятно это было чуть-чуть вдавлено посредине.
— Боюсь, что дело плохо, — пробормотал Коб.
Форд молча кивнул головой. Репортер привязал все еще бившуюся лошадь к телеграфному столбу и затем оба они осторожно подняли тело старой Фанни Мэдокс в автомобиль. Форд заботливо покрыл мертвую старуху брезентом. Потом он вытер окровавленные руки о снег.
— Надо ехать назад, — промолвил он задумчиво, но без особого волнения. — За лошадью мы пришлем из города.
Машина сделала полный оборот и тихо, тихо они тронулись в обратный путь. Кроме них никого не было видно кругом на целую милю.
Напряженное молчание становилось тягостным. Коб сделал попытку прервать его.
— Вы знали эту женщину? — спросил он.
Попрежнему сосредоточенно Форд кивнул головой:
— Да. Ее зять работает у нас, а дочь живет на ферме в 3-х милях отсюда. Я много раз говорил этому идиоту, что нельзя отпускать старуху одну с лошадью и подводой в город. Но он меня не слушал. Жена его слишком занята по хозяйству, а взять работника он не хотел. Надо-же было кому-нибудь продавать молоко. Вот они и определили к этому делу старую мамашу, хотя она ужасно боялась лошадей… Да, невеселая старость выпала на долю бедной Фанни.
Форд говорил совершенно спокойно. Никаких следов пережитого волнения репортер не мог заметить на этом бритом, бесстрастном лице.
— Как вы думаете ликвидировать такой неприятный инцидент? — спросил он неуверенным голосом.
— Я знаю коронера и городской голова мой друг. Они легко поверят, что в этом случае не было моей вины. Кроме того у меня есть свидетель, именно вы.