В юрте Тахтарбая я хотел одного: чтоб короче был момент ощущения физической боли. Этого ощущения я боялся. Никакого другого страха у меня не было. Мучило сознание невероятной глупости того, что преждевременно исчезнуть я должен от случайности. Не окажись басмачей в этой именно точке земного шара, где в четыре часа двадцать минут, такого-то дня находился я — я бы продолжал жить еще десять, тридцать, может быть сорок лет.
Затем выростала какая-то корыстная «биографическая» обида, что вот я вижу эти горы и этих людей, воспринимаю, обмысливаю, анализирую всю обстановку, а вот умру — и никому не передам этого знания, никто ничего знать об этом не будет.
23
От юрт, по единственной тропе вниз цепочка всадников. На километр один от другого. Живой телеграф. Каждая весть — движение в цепочке. Скачут от одного к другому. Быстро доходят вести. «Узуыкулак» — длинные уши.
Тахтарбай уехал к цепочке.
В кочевке тишина. Мужчин мало, большинство — в банде. Женщины в арче пасут скот, и по своим юртам — готовят пищу мужьям и братьям. Каждую минуту могут мужчины вернуться из банды.
Странно перебирать такие слова: пятилетка, строительство, литература, трамваи… сверкающий на солнце красный лак трамвайных вагонов… улицы сходятся углами, на углах продаются газеты. Все это есть. …Нас нет сейчас. Погребены. Над нами века и пространства. Почему еще есть на этом шаре, который зовется Землей, такие места, где человек мертв, даже когда ожесточенно стучит его сердце, и волнуется напряженная мысль. Ведь через десять-пятнадцать лет, такого как здесь вот, сейчас — уже не будет. Нас нет. Ничего вокруг нет. Бездонное небытие. Неправда что сидит кумган, что — блеяние овцы, что солнце…
А быть мы должны. Все сделать, но прорыться как кроты, сквозь эти пласты на поверхность. Потому, что есть ум, есть силы, есть кровь. Все включить в круженье того, что есть там наверху, что борется за перепашку таких вот темных трущоб, где вот этих людей земля носит и кружит как пустую зияющую могилу.
И сейчас мы работаем… Ступень за ступенью — завоевывать инициативу, или хотя бы отмануть басмачей видимым ее призраком. Как мизерны эти ступени. По крохам отнимать у несчастья украденную им удачу. Своим поведением вызывать в басмачах только те из ассоциаций, которые уводят от них мысль о том, что нас можно убить.
Эта работа требует тонкости…
Юрий Геко
Урал — Москва на собаках
Рис. Николаева
Это было почти двадцать лет назад. Роальд Амундсен делает доклад в Лондоне.
Амундсен держится просто, меньше всего упоминает о себе, в течение двух часов рассказывает о спутниках и больше — о собаках.
«Я наметил точно для каждой собаки тот день, когда она будет расстрелена, стало быть, определил, когда окончится ее полезность для нас в качестве средства передвижения и начнется ее полезность для нас в качестве провианта. Ведь чрезвычайно важным был для экспедиции, вопрос о действительно хороших собаках…»
— Итак, 97 лучших гренландских ездовых собак, легких, поэтому свободно переходящих через снежные мосты, которые неминуемо встречаются над треснувшими глетчерами. Если собака провалится, несчастье не велико. Посудите, как легко схватить вовремя ее за шиворот, но… сделать того же с пони невозможно.
Если бы мне нужен был лозунг, я сказал бы:
«Прежде и после всего собаки».
Собаки…
Англичане слушают молча.
— Я уверен, что нет животного, которое так ярко выражало свои чувства. Радость, боль, благодарность, угрызения совести, все это необычайно остро отражается на их поведении.
Англичане продолжают слушать.
— Двух первых собак мы потеряли у мыса «Доброй Надежды». 30 октября была пристрелена первая собака. Это был хансеновский Бауер. Он оказался слишком старым для такого трудного перехода и тащась у нарты мешал другим. Затем Люси… Как видите, я отлично помню их имена, так как они заслужили доброй памяти.
— Затем у нас осталось только 42 собаки. Эти обязаны были дойти до плоскогорья, где было решено прикончить двадцать четыре, чтобы путь продолжать с тремя нартами и восемнадцатью собаками. Из них убить еще шесть, чтобы вернуться на двенадцати.
Так наступил момент, когда мы могли считать себя уже на Южном полюсе…