Первая жертва
17 февраля пришлось распречь Сангара. Этот пес захворал дизентерией. В течение двух дней тщетно старались мы облегчить его страдания. Через каждые полчаса он послушно пил лекарство. Здоровье не улучшалось. Сангар неподвижно лежал на соломе в теплом сарае и тихо скулил.
На третьи сутки мы с ним навсегда распрощались.
Честно отработав свои несколько сот километров, он пал.
Остальные собаки обратили на это внимание и в течение нескольких дней оглядывались на пустой алык. Тяжелее всех разлуку переживал Урал, бежавший с ним в паре.
Волки
Переход по Татарской Республике был одним из наиболее тяжелых этапов. Дороги резко испортились. В Казани мы прожили несколько дней. Приближались дни годовщины Красной Армии. В Казани происходил всетатарский съезд советов. И съезду мы рапортовали о проделанной работе, рассказывая делегатам о значении ездовых собак для Красной Армии.
От Казани до Нижнего-Новгорода путь шел Волгой. По замерзшей широкой реке. Трудно зимой итти по льду против течения. Торосы, нагромождавшиеся осенью, ощетинились против нас. Собаки уставали. В деревне Чекуры, где в Мариинском затоне ремонтируются волжские пароходы, навстречу вышло 2000 рабочих. Они задержали нас на четыре часа, расспрашивали о переходе.
Здесь — ночной переход. Собаки бежали быстро и лишь в одном месте свернули с пути, почти в лес, почуяв след пробежавших волков.
Встреча в волками ничем не отличается от встреч с козами и бродячими собаками. С ними производится такая же расправа. Один момент и волки мертвы.
И этому никто не учит.
Мороз и безлюдье
При выходе из Чебоксар — столицы Чувашской республики — мела пурга. За ночь накидало целые сугробы. Холодный ветер казалось нарочно менял свои направления и дул в лицо, дул в спину, пронизывал насквозь. Ничто не предвещало улучшения погоды. По небу плыли тяжелые облака и снег лез в глаза — в рот — царапал кожу. В этот день мы не встретили ни одного человека. Кому пришло бы в голову бродить в пургу. А деревни от дороги далеко. И мы хорошо знали, что негде обогреться. Приходилось рассчитывать только на свою выдержку, на теплую одежду, на собак. Если бы они отказались бежать, пришлось бы гнать их остолом, силой. Только бы не ночевать в поле.
Затем начались перекаты, сугробы. Иногда казалось, что вот вот скрутит всего мороз. В такие минуты мы ближе прижимались друг к другу и закрывали глаза. Скоро наши лица покрылись сплошной ледяной корой. Она приросла к бровям, соединилась с ледяным припаем мехового малахая, затем складками сползла ко рту, нагромоздилась на подбородке, обсыпалась на грудь и здесь окончательно замерзла на оленьей шкуре.
У собак в этот день были красными языки. Обожгло их ветром. Они больше не глотали по дороге снег, шли низко опустив головы и я видел замерзшие слезы в ресницах, слезы, выбитые ветром из устремленных в снежный буран глаз.
Совершенно окоченевшими, еле двигаясь от холода, мы добрались к вечеру до Сундыря, и долго сидели в избе не шевелясь, не касаясь меховых одежд.
Собаки зарылись в снег и тоже долго не шевелилнсь.
Партизан Селезнев
Под Нижним-Новгородом — город Лысково, где в далекие, далекие времена изготовлялись знаменитые Сундуки. Вот в этом самом Лыскове по окончании гражданской войны и поселился партизан Леонид Павлович Селезнев, в свидетельстве у которого сказано:
«Орденом красного знамени награжден за то, что будучи в октябре 1920 года командирован в качестве командира кавалерийского отряда в район станции Раздорской, он с отрядом численностью в 35 сабель при одном пулемете благодаря личному мужеству и храбрости в короткое время ликвидировал банду, а главаря Свирякина живым доставил в Донобластной военный комиссариат, в город Новочеркасск».
Но не в этом дело. Дело в том, что человек возвратился в тыл без ног. Казалось жизнь для него кончилась. Но встретил он в том же Лыскове архитектора Семенова, который отдал ему щенят своей суки. Селезнев вырастил их, в сани запрег и теперь вышел навстречу нашей упряжке с красным флагом, чтобы приветствовать собак, ибо именно собаки возвратили его вновь к жизни, дали возможность свободно передвигаться и объезжать территорию того завода, который работает в Лыскове под его ведением.
У Селезнева на глазах были слезы.
— Да я все отдам, все отдам за собаку.
И когда снова раздадутся орудийные залпы на фронте, вот на этой же упряжке лысковских собак в первых рядах с пулеметом будет партизан — Леонид Селезнев.