— Но медиатор? Что служит средством внесения изменений? — Кравец даже привстал в кресле от волнения.
— Мы. Народ Игнис. — Звучало это очень торжественно, но вид у геолога при этом был самый обыденный. — В нашей конституции записано, что каждый гражданин планеты имеет равные права и возможности в распоряжении ресурсами системы. Вот мы и распоряжаемся напрямую.
— И эти… живые плиты в пещере… — Инис расширившимися глазами смотрела на игнисского аборигена, как на чудо господне, явленное прямо в салоне спасательного катера.
— Да, планета работает как большая фабрика. Поэтому нам и не очень нужны гуманитарные грузы — у нас несколько другой характер потребления, чем на обычных планетах.
— А вулкан? — вернулся Кравец к любимой теме.
— Мы его зовём Паровой котёл, — улыбнулся геолог, — он помогает сбрасывать лишний нагрев средних слоёв коры.
— Но откуда он взялся?
— Построили. Долго ли прыщик на земной коре соорудить. Сейчас у нас посерьёзнее проблема — слишком быстро поплыли материки, а это опасно для будущих морей. Как раз сейчас мы пытаемся придумать… уже почти придумали, как бы их притормозить.
— Ваш проект? — Кравец всё не мог поверить в историю в целом, но отдельные факты уже ложились в схему.
— Нет, моя тётя ведёт, вы её, возможно, знаете. Анна-Леена Тавашерна.
— Это как? — не понял штурман. — Она же улетела с колонистами…
— Так и есть. С тех пор и курирует геологические проекты на всей Игнис. Теперь вот меня подключила.
— Но… — Инис что-то подсчитала в уме, сверилась с справочником в коммуникаторе, — это же было сто сорок земных лет назад!
— Да, тёте уже за сто восемьдесят, — вздохнул геолог, — но мы не знаем, сколько мы живём. От так называемых естественных причин ещё никто не умер пока…
Вопрос в глазах штурмана был немой, но совершенно ясный.
— Я же говорил, — покачал головой Сергей, — а вы пропустили мимо ушей, видимо. Мы в некотором роде стали частью системы. Она изменяет нас, как мы изменяем её. Поэтому мы дышим здешней атмосферой, не боимся песчаных бурь — запускаем, когда нужно, потом отключаем. Мы можем пить здешнюю воду, только она невкусная. На станции внутри Искры работает целый институт, директор Радивой Пешич — может, тоже слышали.
— Гелиофизик? Слышал, конечно, — Кравец потёр переносицу, вспоминая, — но ему ведь должно быть сильно за сто лет…
— Сто двадцать, кажется, и есть, — согласился Сергей. — Он из первого здешнего поколения.
— И как вы… после этого… — Инис не могла сформулировать вопрос, чтобы он прозвучал не откровенно неприлично, — вы… осознаёте себя людьми?
— А вы как думаете? — фыркнул Сергей. — Вы заметили в нас нечто чуждое? Заподозрили, что мы мыслим по-иному? Какие страхи вас гложут по этому поводу?
— Инис, в самом деле, — вступил Кравец, — вас куда-то не туда занесло…
— Но это же совершенно нечеловеческая жизнь! — выпалила пилот, сверкая глазами.
Игнисский геолог усмехнулся, но не обиделся:
— Нам бы ваши проблемы, вот честное слово…
Катер коснулся посадочной полосы, и в ту же минуту земля мягко колыхнулась, с барханов сорвало песчаную пелену.
— Ага, Искра включилась, — сказал Сергей, глядя незащищёнными глазами на бешено сиявшее светило. — Притормозит нам немножко дрейф материков. Через пару тысяч лет увидим первые результаты — прилетайте смотреть.
КРИТИКА
Александр Рубер
Трансутопия, или сладкие грезы мелкой буржуазии
Социальная фантастика, описывающая миры, отличающиеся от современного общества по своему социально-экономическому устройству, будь это наше воображаемое будущее, иные планеты или даже альтернативная история, интересна — в отличие от произведений, где существующая экономическая модель проецируется на далекое будущее с галактическими цивилизациями и сверхсветовыми полетами, или АИ, переносящей отношения, безнадежно устаревшие еще столетие назад, на наше время. Поскольку меня, и не только меня, интересуют конструирование и описание миров будущего, в которых хочется жить и за которые хочется бороться, я обратил внимание на уже довольно известный цикл романов Александра Розова о «трансутопии» (термин автора, который используется, по-видимому, в противовес «обычной» утопии) — вымышленной стране под названием Меганезия.
Оставим обсуждение художественных достоинств и недостатков текстов литературным критикам. Оценка правдоподобности описываемых технологий и разбор технических и естественнонаучных ошибок также далеко выходит за пределы эссе. Рассмотрим только экономические, политические и социальные вопросы. На сегодняшний день цикл о Меганезии включает в себя десяток романов, зачастую очень объемных, поэтому поневоле придется ограничиться самыми общими вопросами, а относящийся к значительно более позднему периоду мир «Неандертальского томагавка» — вынести за рамки.
В начале, на первый, в особенности не слишком искушенный, взгляд, некоторые моменты выглядят вполне многообещающими. Новая страна возникла в весьма неожиданном месте — на островах Тихого океана, которые сейчас не могут похвастаться технической и социальной прогрессивностью, — в результате событий, получивших название «Алюминиевой революции» (из-за использования революционерами аммонала). В Меганезии существует оригинальная политическая система, по утверждению автора, исключающая и прямо запрещающая наличие государства. Так ли это на самом деле — вопрос, к которому мы еще вернемся, но во времена засилья откровенно консервативных историй о могучих государствах, дальновидных императорах, пагубности социальных потрясений и тому подобном такая заявка — уже неплохо.
Более того, применительно к одному из ключевых героев автор пишет о некоем «транс-марксизме» (любовь к образованию новых и крайне расплывчатых терминов у него имеется) и время от времени вспоминает о некоторых идеях Карла Маркса. Впрочем, только о некоторых и в весьма своеобразной интерпретации… Автор совершенно справедливо считает, что существующая капиталистическая экономика более неспособна ни на что прогрессивное. С этим остается только согласиться. Но кто виноват и что делать? В чем состоит основная проблема современного мироустройства и что требуется взамен? Во всех романах цикла главным источником зла корнем всех проблем объявляются государства и «оффи» — меганезийское слово для обозначения чиновников или политиков какой-либо страны. В него, разумеется, неизбежно попадает и сросшийся с государственной властью капитал, в первую очередь финансовый. А вот определение государства у меганезийцев довольно-таки оригинальное (цитата из «Депортации»):
«Государство — система открытого насилия над народом, осуществляемого в интересах олигархического клана. Олигархический клан — узкая группа людей, силой, подкупом или обманом присвоившая неограниченную политическую власть и осуществляющая ее, якобы, от имени народа».
Позже, в «Волонтерах атомной фиесты», появляется уточнение: «Власть клана или социального класса». Откуда же, по мнению автора, по мнению автора, берутся государства и «оффи»?
Многочисленные рассуждения героев романов сводятся примерно к одному: некая группа, «элита» общества, выдвинувшаяся благодаря своим выдающимся качествам, для сохранения власти навязывает обществу искусственную систему ценностей, в которой эта «элита» возвышается над остальными людьми. И ничего про производство, собственность и эксплуатацию. «Транс-марксизм» раз за разом, из романа в роман скатывается в давно уже известный идеализм, ища проблемы исключительно в надстройке — государстве, праве, морали и религии. Высказываются разные мнения о том, когда и почему цивилизация «свернула не туда» — в древности, в эпоху Возрождения, в конце XX века (нет, речь не о гибели СССР), виноваты ли древнеегипетские жрецы, европейская церковь или современные «оффи», банкиры и чиновники. Досталось (уже почти традиционно) и толерантности и мигрантам.