Он обводит взглядом толпы гостей, заполонивших почти каждый уголок нашего заднего двора.
— Ты знакома со всеми этими людьми?
— Нет. Даже не с половиной.
— Знакомые твоего отца?
— Едва ли.
Он на мгновение задумывается, осматривая окружающую его обстановку с благоговейным страхом.
— Каково это — расти вот с этим?
— С чем «этим»?
Он показывает на сад.
— Со всем этим! С машинами, домами и... — он приподнимает напиток, — шампанским, которое стоит дороже, чем я зарабатываю.
Я подавляю хихиканье, внезапно осознавая, почему содержимое его бокала относительно нетронуто. Он боится пить его.
— Ну, — подталкивает он меня, — каково это?
Я пожимаю плечами.
— Не знаю. То есть, я не знаю ничего другого. Это как если бы я спросила, каково тебе живется в твоей семье.
— Паршиво, — отвечает он так быстро, что на это я только моргаю.
— О, — и больше мне нечего сказать.
— У нас никогда не было денег. Мы всегда переезжали с места на место. Нас продолжали выселять из наших квартир, потому что папа продолжал терять работу. Родители постоянно спорили из-за денег. Это было ужасно. И потом в один прекрасный день папа ушел искать новую работу и не вернулся.
— О, — снова бормочу я, вдруг почувствовав себя крайне неуютно. Я опрокидываю в себя остатки своего напитка и ставлю бокал на стол. — Сожалею.
Пожатием плеч Люк отгоняет мое сочувствие.
— Мне удалось сбежать практически без потерь.
Он продолжает восхищаться всем его окружающим. Словно он персонаж черно-белого кино, и это первый раз, когда он видит мир в цвете. Он медленно ходит кругами, вбирая все это, пока не упирается, наконец, в заднюю часть дома. И потом он стоит там, в изумлении качая головой.
— Даже представить себе не могу, что значит быть внутри всего этого.
Я усмехаюсь.
— Ну, к счастью, тебе не придется мучиться, представляя.
Я хватаю его за локоть и тяну в сторону лестницы. Беру пустую тарелку из-под закусок у него из рук и оставляю ее на первой ступеньке, не дойдя несколько шагов до ближайшей мусорки. Но мой взгляд медленно подползает к брошенной тарелке, и внутри образуется непонятное чувство. Я отпускаю руку Люка, возвращаюсь обратно, подбираю тарелку и отправляю ее в мусорную корзину.
И затем я догоняю Люка, беру его под руку и говорю:
— Пошли. Устрою тебе большую экскурсию.
Глава 23
Мистер Карвер в бильярдной с кием в руках
— Дай угадаю, это твоя первая вечеринка, — говорю я Люку, когда мы покинули обеденную комнату и вошли в библиотеку.
Люк присвистывает, глядя на книжные полки красного дерева высотой до потолка.
— Ну, моя первая вечеринка такого масштаба, думаю, сказала бы ты. Я конечно не привык к подобному.
Он заскакивает на перекатную библиотечную лестницу, отталкивается одной ногой и едет к дальней стене. Улыбаясь во все зубы, он выглядит как ребятенок на детской площадке. Это почти даже мило.
— Всегда хотел так сделать, — объясняет он, спускаясь.
Я смеюсь.
— К каким вечеринкам ты привык?
— Я на самом деле не хожу на вечеринки, — объясняет он, пожав плечами.
— Да перестань ты! — подначиваю я его толчком локтя. — В УЮК[17]? Я точно знаю, что они устраивают там просто потрясные тусовки!
— Уверен, что устраивают, — небрежно говорит он, наклоняясь, чтобы изучить полку с классической литературой. — Но у меня нет времени на них ходить. Я всегда слишком занят работой. Моя стипендия не покрывает проживание и питание.
— О, — кусаю я губу.
— А что насчет тебя? — спрашивает он, поднимая взгляд и смотря на меня через всю комнату.
— Что насчет меня? — встаю я в оборону.
— Колледж, — подсказывает он, делая несколько шагов в мою сторону. — Не хочешь пойти в какой-нибудь?
На это я смеюсь.
— Ради чего?
— Ну не знаю. Учиться. Исследовать. Поднабраться опыта.
— Я провела свое детство в Европе. Я посетила тридцать две страны за 18 лет. Думаю, у меня достаточно опыта.
Люк поднимает руки, сдаваясь.
— Ну извини. Мне только интересно, задумывалась ли ты о том, что хочешь делать со своей жизнью.
Я упираю руки в бедра.
— И что сейчас с моей жизнью не так?
Он подавляет улыбку.
— Ты действительно хочешь, чтобы я ответил?
— Да, — бросаю я вызов, — хочу.
Он делает еще несколько шагов в мою сторону, пока не останавливается на расстоянии вытянутой руки. Он смотрит мне прямо в глаза. Непонятно почему я вдруг чувствую, как нагревается мое лицо, но я не уверена, это из-за моего внезапного раздражения или чего-то еще. Он упорно удерживает мой взгляд, и мое дыхание начинает ускоряться. Я даже ощущаю, что слегка наклоняюсь вперед.
— Нет, не хочешь, — говорит он, наконец разрывая зрительный контакт и отворачиваясь от меня. Он подходит к камину и смотрит на гигантскую фотографию моего отца в рамке, висящую над ним. Она была сделана сразу после смерти моей матери. Когда я была помладше, я приходила сюда после школы и рассказывала портрету отца о прошедшем дне. Я вытаскивала одно из огромных кресел в мягкой обивке в центр комнаты, прямо перед камином, и устраивалась в нем. Кресло поглощало мое крошечное тело. Ноги едва достигали края сиденья. Но я чувствовала себя комфортно, сидя в нем. С моим отцом, стоящим на страже надо мной. Его серьезным выражением лица и зорким взглядом, направленным на меня.
Теперь же портрет просто выводит меня из себя. Его глаза уже не присматривают за мной. Они судят меня. Порицают. Забавно, как на протяжении лет один и тот же портрет может расти и изменяться, изображая совсем другую личность.
— Когда-нибудь у меня будет все это, — тихо обещает Люк, и на минуту мне становится интересно, должна ли была я услышать это. Или он просто сказал это сам себе. Но потом он повторяет немного громче:
— Когда-нибудь я буду как он.
Я усмехаюсь.
— Удачи с этим.
— Твой отец — причина моей стажировки в «Ларраби Медиа», знаешь, — продолжает он, не обращая внимания на мой сарказм. — Он — причина того, что я изо всех сил пытаюсь закончить колледж. Он начинал никем, а сейчас он икона. Знаешь, он служит вдохновителем для многих людей.
Я закатываю глаза.
— Как им повезло, — бормочу я, коротко взглянув на портрет. По моему телу пробегает холодок, и я опускаю глаза в пол.
— Почему тут нигде нет снимков твоей матери? — спрашивает Люк, оглядываясь.
— Отец сняли их все, когда она умерла, — отвечаю я, стараясь сохранять тон голоса нейтральным и бесстрастным, насколько это возможно. Но после подслушанного на улице разговора это явно более трудно, чем обычно.
— Я читал, он очень тяжело воспринял ее смерть.
— Ага, — ворчу я, рассматривая ногти. — Так тяжело, что чтит ее память, каждые три года женясь на очередной бимбо[18].
Я чувствую, как Люк бросает на меня взгляд.
— Может, ему нравятся такие бимбо.
— Нет, — уверенно отвечаю я. — Они только отвлечение.
— Некоторым людям нужно отвлечение от того, о чем они не хотят думать, — аккуратно предполагает Люк.
Я знаю, чего он добивается. Но я действительно не готова сейчас к разговору по душам о смерти мамы. Из всех людей особенно с Люком Карвером.
— Да, ну, все это дела давно минувшие, — небрежно говорю я. Беру его за локоть и отвожу к двери. — Пошли. Продолжим экскурсию.
Он, кажется, принимает мою попытку уклониться от темы и охотно следует за мной обратно в коридор, где гораздо теплее.
Я веду его в комнату напротив, но Люк останавливается прямо у входа и указывает на закрытую дверь в конце коридора.
18
Bimbo — с англ. переводится примерно как молодая привлекательная и исключительно глупая девушка.