Униформа — еще одна проблема. Начнем с цвета этой футболки. Отвратительный. Правило моды номер один: в горчичном никто не выглядит хорошо. Даже я. А я в свое время была известна тем, что выглядела выигрышно в куда более рискованных цветах. И что с эластичным поясом на этих брюках? Они для будущих матерей? Или просто рассчитаны, чтобы влезть в штаны с учетом веса, который гарантированно наберется после работы в этом месте и употребления этой пищи?
И я уж молчу про сомбреро.
Даже моему парику — блондинистые волосы, прямые, длиной до плеч — не под силу улучшить эту вещь.
Фактически я никогда не была внутри «Тако Дона Жуана» раньше, но я немного знакома с несколькими пунктами меню от нескончаемой череды рекламы на ТВ. Хотя, видимо, недостаточно хорошо, чтобы приготовить их самостоятельно.
Хавьер, куратор, который учит меня работать на линии питания, становится реальным разочарованием в абсурдности моего бурито-заворачивания. Пока я только показала себя совершенно неспособной в обертывании тортильи вокруг полуфунта смеси бобов и сыра, не разорвав ее.
И судя по тому, как он кричит на меня, кажется, он принимает все слишком близко к сердцу. Я не уверена, с какой стати, но от этого у меня сильно болит голова.
Я хватаю горсть салата-латука и бросаю ее на разложенную лепешку перед собой.
— О Dios Mio[22]! — снова кричит Хавьер, выплевывая несколько испанских ругательств, которые я распознаю после 18 лет наблюдения за убирающимся Горацио. — Как, ради всего святого, ты собираешься завернуть ее с таким количеством латука? — вопрошает он. — А? А?
И так смотрит на меня, словно действительно ждет, чтобы я ответила.
Я начинаю думать, что этот парень может быть связан с Фиделем Кастро.
— Никак! — ревет он, прежде чем у меня получается произнести хоть слово. — Вот как.
Он зачерпывает половину салата и яростно бросает его обратно в контейнер. Потом отпихивает меня в сторону, бормочет мне «Иди отсюда, пусть Дженна учит тебя кассе» и резво заворачивает буррито в вощеную бумагу и кидает его на поднос.
Трудно поверить, но после всего, через что я прошла, я только на работе №17. А это значит, у меня тридцать семь недель, чтобы выбраться из этого ужаса.
Я перехожу к передней части кафешки и обнаруживаю невысокую блондинку с драматически подведенными аквамариновым карандашом глаза, плохой перманент и бейджем с надписью ДЖЕННА. Я представляюсь своим кодовым именем этой недели — Алисией — и с энтузиазмом сообщаю ей, что она, предположительно, будет обучать меня кассе.
— Не волнуйся из-за Хавьера, — говорит она, читая мое пораженное выражение. — Он такой со всеми новенькими. Но на самом деле достаточно приятный, когда узнаешь его получше.
— О, да, — шучу я. — Уже могу сказать, что мы станем лучшими друзьями.
Она хихикает, а затем внезапно замирает, на ее лице появляется странное выражение. Она смотрит на меня с реальным любопытством, и я чувствую, как мое сердце ускоряет ритм.
Я знаю этот взгляд.
Я видела его миллион раз. В тысяче разных мест. Оно появляется у сбитых с толку людей, когда они думают, что узнали тебя, но не могут до конца понять откуда. И теперь лишь вопрос нескольких секунд, когда все встает на место, лицо озаряется, и она...
— Боже мой! — восклицает она, указывая на мое лицо и взволнованно подпрыгивая.
Я закрываю глаза и тихонечко молюсь.
Так что, это будет моя погибель, да? «Тако Дона Жуана» станет моим Ватерлоо. Слишком долго я была вне поля видимости. «Вырвана из контекста». Я знала, что принимала желаемое за действительное. В конце концов, кто-то должен был узнать меня.
— Знаешь, на кого ты похожа? — с волнением журчит девушка.
Я осторожно открываю глаза.
— А?
— Держу пари, тебе это постоянно говорят.
С любопытством кошусь на нее.
— Что мне постоянно говорят?
— Ты прямо копия Лексингтон Ларраби!
Высокий и худощавый парень, убирающий сальса-бар, на мгновение прекращает вытирать стойку и с интересном переводит на нас взгляд.
— Ну знаешь, — подсказывает Дженна, — избалованная наследница, всегда в желтой прессе.
Я громко выдыхаю и выдавливаю улыбку.
— О. Она. Точно.
— Ты выглядишь точно как она, — делает она комплимент, словно она ждет, что ее комментарий сделает мне день. Хотя, если честно, так и есть. Только не в том смысле, в каком ей хотелось бы.
Она поворачивается к пареньку у сальса-бара.
— Роладно, разве она не выглядит точно как Лексингтон Ларраби?
Он поспешно кивает и возвращается к уборке.
— Ты могла бы, ну, быть ей, — продолжает Дженна. — За исключением, ну, знаешь, волос.
Я поднимаю руку и перебираю прядь белокурых волос парика, про себя благодаря интернет-магазин, откуда я заказала его.
— Да-да, — рьяно киваю, — очень часто говорят.
— Знаешь, на кого похожа я? — спрашивает она.
— Эмм... — начинаю я, вглядываясь. Честно говоря, с этой ужасной завивкой на ее голове, я не могу представить, чтобы люди думали, что она похожа на какую-то знаменитость. — Хмм. — Я пытаюсь тянуть время, прочесывая мозг в поисках имени. К счастью, меня спасают два вошедших клиента, и она отворачивается, чтобы поприветствовать их.
— Добро пожаловать в «Дон Жуан»! — говорит она, слегка подскакивая. — Что будете заказывать?
Мужчина поднимает палец, пока он и его жена быстро просматривают меню, перешептываясь. Сразу могу сказать по тому, как они одеты, что они не американцы. Проведя большую часть детства в Западной Европе, у меня появился очень тонко настроенный на иностранцев радар. Особенно на европейцев.
Женщина с отвращением на лице отворачивается от меню, бормоча мужу:
— Je n’arrive pas à croire que les Américains mangent cette nourriture dégoûtante. Je ne peux pas manger ici[23].
Я была права. Они французы. И женщина только что выразила полное неверие, что американцы могут называть что-то из этого списка едой. Точно такая же мысль была у меня, когда этим утром я вошла сюда.
— Уверяю вас, — не задумываясь, отвечаю я, — не все американцы едят это дерьмо.
Пара смеется, и женщина бормочет что-то о попытке пойти в кафе по соседству. Я говорю ей, что это, вероятно, более безопасно.
Как только они выходят, Дженна поворачивается ко мне с выражением чистого благоговения на лице.
— Ты говоришь на французском?
Я удивленно моргаю, занимает мгновение понять, что ее так поразило. Даже Роландо снова посмотрел сюда в ожидании моего ответа.
Уупс.
Думаю, сотрудники «Тако Дона Жуана» обычно не владеют французским.
— Ох, — быстро отвечаю я, размахивая рукой в воздухе в попытке преуменьшить ситуацию, — немного.
Дженна смеется.
— А показалось, что немного больше, чем просто немного. — Она снова поворачивается к сальса-бару. — Роландо, ты слышал? Она была такая блудиду бла блу бла.
Он смеется.
— Ага. Впечатляюще.
— Ну... — Я передвинула стопку подносов на стойке. — Моя мама француженка.
Как только ложь слетает с моих губ, я желаю вернуть ее обратно. Я сразу чувствую себя виноватой, упоминая о маме. Особенно когда то, что я сказала, даже не правда.
— Круто, — говорит Дженна. — А мои предки типа из Норвегии или откуда-то оттуда. Но это было тыщу лет назад. Знаешь, что странно? Думаю, Лексингтон Ларраби тоже говорит на французском! Я уверена, что читала где-то об этом. У нее типа пять домов во Франции или что-то вроде.
На самом деле только два. Апартаменты в Париже и шато вблизи Экс-ан-Прованса[24], но я не собираюсь поправлять ее.
— Хотя не думаю, что ее мама тоже из Франции, — не замолкает Дженна. — Я уверена, что она умерла. Какая-то автомобильная авария или что-то такое. Немного грустно, когда думаешь об этом, да? Потерять маму вот так?
23
Поверить не могу, что американцы едят эту отвратительную еду. Я не могу здесь питаться, фр.
24
Экс-ан-Прованс — город и коммуна на юге Франции в регионе Прованс-Альпы-Лазурный берег, в департаменте Буш-дю-Рон. Экс-ан-Прованс является частью культурного и исторического наследия Франции.