— Люк мой новый стажер. Я сказал ему, чтобы меня никто не беспокоил. — Он с благодарностью кивает парню за мной и потом смотрит на меня со знакомым выражением лица. — По крайней мере, хоть кто-то может следовать простым указаниям.
Я повернула голову достаточно быстро, чтобы заметить тошнотворно самодовольное выражение лица Люка.
Я убью этого парня.
Ну, как только закончу здесь.
— Чего ты хочешь? — многозначительно спрашивает мой отец.
Я глубоко вдыхаю и понижаю голос.
— Мне правда нужно поговорить с тобой. Можем мы пройти в твой кабинет?
Он качает головой.
— Я опаздываю на встречу.
— Но...
— Я не передумаю, Лексингтон, — отвечает отец, очевидно, догадавшись о причине моего неожиданного визита. — Ты пойдешь на те пятьдесят две работы, что я выбрал для тебя, и завершишь каждую из них к моему удовлетворению, иначе твой трастовый фонд будет перераспределен.
Он начинает уходить. Я срываюсь, чтобы догнать его. Холли следует за мной по пятам.
— Но, папочка, — снова пытаюсь я.
— Прости, Лексингтон. Но ничего не поделаешь.
— Но это не честно! — кричу я, не обращая внимания, что около дюжины человек высунули свои головы из офисов, чтобы увидеть, что происходит. — Купер ничего не делал ради своих денег. Или Эр Джей! Или Хадсон и Харрисон! Это абсолютный сексизм!
Мой отец внезапно замирает и оборачивается ко мне, на его лице замирает очень неприятное выражение.
Окей, возможно, замечание о сексизме было лишним.
— Думаешь, это из-за пола? — рычит он тем низким, злобным тоном, что возвращает меня в кошмары детства. — Думаешь, я делаю это из-за того, что ты девушка? Во всяком случае, я дал тебе больше свободы, больше преимуществ, больше снисхождения, чем любому из твоих братьев. И теперь я могу увидеть, что это было колоссальной ошибкой, потому что ты не воспользовалась ничем из этого, проведя жизнь с ненасытностью и неблагодарностью. И вплоть до последних нескольких дней я понятия не имел, как это прекратить. Это моя последняя надежда на тебя, Лексингтон. Моя последняя возможность привести тебя в чувство. Внушить тебе немного чувства ценности. Немного человечности.
Я чувствую слезы, набирающиеся в моих глазах, но, несколько раз быстро моргнув, загоняю их обратно. Как делала всегда. Я не позволяю отцу видеть меня плачущей с восьми лет, когда он сказал мне, что на Рождество он улетает в Гонконг и его не будет. И я определенно не собираюсь начинать сейчас.
— Я не буду этого делать, — клянусь я, но мой голос надламывается.
— Это не вопрос выбора, Лексингтон.
— Ты не можешь заставить меня! — заявляю я, чувствуя себя много увереннее. — Я уеду. Сбегу. У меня с друзьями есть планы, понимаешь? Мне есть куда уйти. Я не обязана оставаться здесь и играть в лагерь бедности с кучей низких зарплат, имея законченное среднее образование.
Лицо моего отца напоминает чистый лист, но он наклоняется ко мне — достаточно близко, что я могу почувствовать его дыхание на своем лбу. От этой близости мои внутренности переворачиваются, так что я инстинктивно делаю шаг назад.
— Ты сделаешь это, — зловеще обещает он. — В противном случае ты потеряешь все.
И после этого мой отец разворачивается и продолжает свой путь по коридору, исчезая в конференц-зале, и двери закрываются за ним.
9. Приземленная
Мне нужно выбраться отсюда. Мне нужно бежать. Мне не вынести всего этого давления! Мой рейс на Вегас в шесть вечера, но я не могу ждать так долго. Мне нужно уехать прямо сейчас. Мне нужно отвлечься. Мне нужно быть в окружении моих друзей, и шума, и суматохи. А лучше места для этого, кроме Лас-Вегаса, не придумать.
Кроме того, я абсолютно уверена, что если он хорошенько подумает и взвесит все произошедшее, мой отец неизбежно изменить свое решение и все это закончится. Это определенно было поспешное, опрометчивое решение. Чрезмерная реакция на события прошлой недели. Все, что ему нужно, так это немного времени и пространства, чтобы переварить реальность его решения и понять, каким нелепым и необоснованным оно было. Я знаю своего отца. Никто не может отговорить его, кроме него самого. Так что я должна дать ему шанс на это. Возможно, увидеть ошибочность своего решения займет у него несколько часов — может, даже день. И потом мне позвонит Брюс, который, скорее всего, будет валяться в поражении, бурча о том, что все это отменено, извиняясь за то, каким грубым он был в своем офисе, не упоминая уже о физическом насилии (что вышло за все рамки, между прочим), и как насчет прекрасного повода для вечеринки в твоем круизе в качестве раскаяния? И конечно я соглашусь. Потому что вот так я прощаю.
Я делаю глубокий вдох и веду Бентли моего отца на Шоссе 10. Видите, я уже чувствую себя лучше. Как глупо было с моей стороны вот так вспылить. Все будет просто отлично. Это все уладится. Нет никакой необходимости делать что-то радикальное... например, въезжать на машине отца в бетонную стену.
Я решаю не возвращаться домой. Вместо этого я направляюсь прямо в аэропорт Санта-Моники, где стоят реактивные самолеты семьи Ларраби. Не могу сейчас иметь что-то общеее с этим домом. Или с Горацио, или с кем-то еще, кто там находится. Я просто пораньше уеду в Лас-Вегас, куплю там каких-нибудь новых вещей и попытаюсь расслабиться, пока все не поутихнет.
Я поворачиваюсь к Холли, которая тревожно глядит на меня с пассажирского сиденья, и быстро чешу ее за ухом.
— Не волнуйся, малышка, — говорю я ей колыбельным голосом, предназначенным только для нее.
— Я в порядке. Но все же спасибо за беспокойство. Приятно знать, что хоть кто-то приглядывает за мной.
Она выглядит довольной этим, и ее тельце наконец расслабляется. Она сворачивается на сиденье и закрывает глаза.
Двадцать минут спустя я подъезжаю к ангару Ларраби, подбираю Холли и перекидываю свою сумку через плечо. Из ангара вылетает мужчина в синей униформе, выглядящий очень нервозно, его глаза бегают взад-вперед по взлетной полосе.
— Мисс Ларраби, — с опаской приветствует он, словно не имея ни малейшего понятия, что же я здесь делаю.
Великолепно, очередной новичок, которого мне придется подбадривать.
— Привет, — говорю я, пытаясь звучать весело и дружелюбно. Я расплываюсь в широкой улыбке. — Я здесь, чтобы улететь в Вегас.
Он заламывает руки и смотрит на Бентли позади меня, которую я оставила работающей.
— Ключи в зажигании, — сухо сообщаю я ему. — Заполните бак к моему возвращению?
— Но... — начинает он, его лицо искажается в какой-то болезненной гримасе.
— Да, я знаю, что не предполагалось взлетать раньше шести, но планы изменились, и я хочу улететь.
Он быстро качает головой. Если честно, это больше похожу на нервный тик, чем на отрицание.
— Н-н-но... вы не можете, — заикается он. — Я... Это...
Я закатываю глаза и нетерпеливо поправляю сумку на плече. Что с этим парнем? Чего он так беспокоится? Это всего лишь глупое изменение расписания. Такое постоянно происходит. Я же не прошу его отменить войну и все в таком роде.
Он все еще чего-то бормочет, как идиот, так что я решаю взять контроль над ситуацией.
— Слушай, — отрывисто говорю я, — самолет здесь?
Он торопливо кивает.
— Хорошо. В баке есть топливо?
— Д-д-да.
— Пилот на месте?
— Да, но...
Я неискренне улыбаюсь ему и хлопаю по плечу.
— Ну, тогда ты можешь идти. Проблема решена.
Я обхожу его и вхожу с ангар. Мгновением позже я слышу позади беспокойные шаги, и мужчина возникает сбоку от меня. Я подавляю стон.
— Господи. Что еще?
— Это просто... — он снова начинает мямлить, и у меня отнимает все силы не ударить его по затылку, чтобы он стал говорить более плавно. — В-в-ваш отец, — едва удается ему вымолвить.