Однако это пустяки. Куда серьезнее то, что "последняя фраза" Павезе настолько напоминает предсмертную записку Маяковского, единодушно признанную самой блестящей в длинной истории литературных самоубийств, что невозможно не догадаться о плагиате. В самом деле, в своем историческом послании Маяковский написал:
"В том, что умираю, не вините никого и, пожалуйста, не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил.
Мама, сестры и товарищи, простите – это не способ (другим не советую), но у меня выходов нет.
Лиля – люби меня".
Как известно, Маяковский, набираясь решимости покончить с собой, несколько дней шатался с запиской в кармане. Павезе решил все свои проблемы за несколько часов.
Согласимся – писатель (напомню, Павезе считался не только практиком, но и теоретиком от литературы – одним из основоположников литературного неореализма), плагиирующий чужую предсмертную записку, не совсем чужд пошлости. Тем не менее, то обстоятельство, что он довел дело (самоубийство) до конца, некоторым образом смягчает его вину. В этом контексте мне вспоминается грустное талмудическое правило: смерть искупает. Не всё, не всегда, не обязательно целиком – но искупает. Примем в рабочем порядке, что она искупает, среди прочего, некорректное обращение с классическими текстами.
Еще серьезнее – стихи. Павезе оставил на столе, рядом с "Диалогами", пачку стихотворений, написанных в последние месяцы и посвященных Констанс Даулинг. Первое из них (написанное еще 22 марта, полагаю, до разрыва с возлюбленной) открывалось такими словами: Verrà la morte e avrà i tuoi occhi. Ниже мы обсудим, каким образом эту строчку можно и нужно переводить. Более или менее буквально она значит следующее: "Придет смерть, у которой твои глаза". Не могу не съязвить: tuoi occhi просто напрашиваются для русского уха на буквальное, чуть ироническое истолкование. Тем не менее, кое-что несомненно: налицо феноменальная поэтическая находка. Она немедленно ударила тысячи и тысячи читателей разного интеллектуального ранга и происхождения, в том числе, не знающих ни слова по-итальянски, электрическим током. Эта находка, вкупе со смертью, искупила многочисленные грехи Павезе и придала, задним числом, смысл и значение почти каждому его слову. "Глаза смерти" плюс самоубийство превратили его из всего ничего известного в Италии писателя (и почти безвестного поэта) в бесспорного гения, вдобавок, в перворазрядную трагическую – и мифологическую – фигуру. Фигуру из недавнего, свежего, отчасти военно-романтического прошлого.
Итак, снова подтвердилось, что смерть способна играть конструктивную роль в нашей творческой жизни. Уже немало.
6
Кое-что о "глазах смерти", собственно, о глазах Констанс. Чтобы составить независимое (при сем материалистическое, предметное) мнение на эту тему, я внимательно изучил все ее фотографии, которые сумел найти.
Что ж, у нее и правда были большие, красивые, проницательные глаза – не могу только подтвердить, что голубые (или хотя бы серые), как указано в письменных источниках. Это, в общем, не так плохо – но до "глаз смерти" далеко. Разумеется, Павезе и другие поклонники могли иметь иное мнение – но с чего бы? Поэтому, в отличие от более романтических исследователей, я не мог не задаться вопросом о реальном (не визуальном) происхождении гениальной метафоры. Каким образом она пришла на ум писателю? И ему ли первому? Не выдумал же он ее в некий вдохновенный момент ex nihilo? Как нередко бывает, подсказка обнаружилась немедленно – прямо на месте.
В кратком голливудском жизнеописании Даулинг приводится следующая забавная история. Цитирую. Снимаясь в 1944 году в киномюзикле Knickerbocker Holiday вместе со знаменитым певцом и актером Эдди Нельсоном (Eddy Nelson), она столкнулась с совершенно необычным требованием партнера. Именно, Эдди (нечто вроде Элвиса Пресли своего времени) потребовал, чтобы в совместных сценах Констанс не смотрела ему в глаза – пусть вместо этого смотрит в середину лба. Даже по голливудским стандартам это необычный каприз. История с Эдди Нельсоном стала легендарной, она была хорошо известна в киношных кругах и не могла не дойти до Павезе. Великий Эдди боялся заглянуть в глаза Констанс! Не мог вынести ее взгляда! Изобретательный Павезе превратил эту легенду в лирическую метафору. Легенда забылась, метафора ("глаза смерти") вошла в историю.