Далеко позади остались живописный залив и развалины замка, окруженные вышками тополей и сплошной стеной кипарисов. Обнаженные, рыжие скалы торчали по одну сторону шоссе, нависали над нами, как бы угрожая свалиться на кабриолет и его седоков.
Шоссе проходило по краю ущелья, у подножья которого распласталось недвижное и бесцветное море. Черные пятна выскакивавших из воды дельфинов нарушали однообразие и гладь залива, и на тонкой линии горизонта вился дымок парохода… Лошадь шла медленно и понуро, изнемогая от жажды.
— Вода нет, — жаловался Меджид. — Князь был — колодец делал. Теперь пропал колодец… Никто нет в Новый Свет… Где вода взять?
Десять километров в томительную жару среди местности, где не достать капли воды, кажутся двадцатью, тридцатью, даже сотней километров… Мы проезжали по краю ущелья, на дне которого словно застывший каменный поток спускался к самому морю…
— Шайтан-дере! — сказал Меджид, оборачиваясь ко мне и указывая пальцем на дно ущелья.
«Чортова пропасть», — перевел я мысленно сказанное Меджидом.
Огромный камень, узкий, вытянутый кверху, напоминавший форму человеческого пальца, торчал на краю дороги, над самым ущельем. В Крыму много подобной формы камней и повсюду их почему-то именуют «пальцами чорта».
Тому, что случилось в следующее мгновение, не предшествовало ничто, могущее хоть как-нибудь подготовить к необыкновенному случаю. Глаза тщетно искали на небе следы облачности. Унылая неподвижность моря скорее раздражала, чем радовала взор. Знойную тишину нарушало только жужанье пчел, возившихся в чашечках цветов шиповника по краю шоссе.
Человеческому вниманию мудрено зафиксировать ничтожную долю секунды. Однако, события, которые произошли у места, где Меджид указал мне на Шайтан-дере, развертывались в неизмеримые доли мгновенья.
Звук оказался первым, что приковало внимание. Он был похож на гром, только много сильнее, чем самый сильный гром. Но прежде, чем факт его появления вошел в наше сознание, в следующую тысячную долю секунды возникла мысль о том, что гром этот не сверху, а снизу… Он как бы рвался откуда-то из-под земли, клокотал где-то под ногами.
В микроскопическую долю мгновенья я успел заметить начавшую поворачиваться ко мне голову Меджида. Но все произошло о такой молниеносной быстротой, что возница даже не успел совершить поворот шеи в мою сторону. Почти сейчас же я увидел, как смешно и беспомощно он привскочил на козлах, точно подпрыгнул, и с силой брякнулся на кожаное сиденье, но брякнулся боком. Одновременно подняло и меня самого, словно кто-то схватил меня под руки и подбросил кверху над кабриолетом. В какую-то следующую долю секунды я уже валялся на дне экипажа, тщетно стараясь ухватиться за что-нибудь, что могло бы меня удержать…
Самое любопытное, что в такую минуту человек теряет способность элементарно соображать. Просто потому, что все совершается быстрее, чем может родиться самая быстрая мысль. Все, что делаешь, делаешь как бы вслепую. Действует только инстинкт. Время исчезает в такие минуты. Не знаешь, секунда ли прошла, или час…
Итак, я лежал на дне кабриолета, не только не понимая, но даже не пытаясь понять, что собственно происходит… Я тянул руки к сиденью, чтобы подняться и сесть на прежнее место.
Прошла еще безмерно малая доля секунды — и, чувствуя сильную боль в спине и ногах, я о изумлением обнаружил себя самого уже на шоссе. Что-то дернуло кабриолет, он стремительно пронесся куда-то прочь от меня, и я вылетел из пего, даже не замечая процесса «полета»…
Грохотало у самого, уха… Я лежал на земле, ухом припадая к шоссейной пыли. Было похоже, что под тонким покровом земли с ужасающей быстротой катится камерная лавина, огромные глыбы гранита сталкиваются будто бы с землей, перекатываются одна через другую и, сотрясая землю, несутся неизвестно куда…
Грохот стих. Я приподнялся и оглянулся вокруг. «Чортов палец» на краю ущелья валялся где-то внизу, словно его выдернули с необычайной легкостью и вывернули. Высокую пихту, секунду назад висевшую на скале над дорогой, придавил громадный камень, согнувший ее до земли…