Незримый для окружающих, Джек подошел к пушке, набрал земли, песку и щебня и щедро забил дуло. Законопатив основательно заряженное орудие, он проделал то же самое и с другой пушкой. Затем он перелез через полуразрушенные ворота станции и побежал в переулок, чтобы пробраться обратно через подземный ход в завод.
…Джек приоткрыл глаза.
Что это было такое? Он ровно ничего не понимал. В глаза бил яркий солнечный свет. Кругом было тихо. Не сон ли это?
Он только теперь заметил, что лежит на постели. К нему подошла девушка в белом платье и белой косынке.
— Как вы чувствуете себя? — спросила она.
— Кто меня подобрал? Что со мной было? — вместо ответа спросил Джек.
— Вас нашел мой отец. Вы лежали на земле в переулке, около завода. Вас, вероятно, контузило снарядом. Сейчас вы у друзей.
— Послушайте, — с тревогой обратился Джек к девушке. — Чем же там все кончилось? Там, у нас, на заводе…
— Вы хотите знать, чем кончилось, — задумчиво произнесла девушка. — Восстание подавлено.
— Ох… — болезненно простонал Джек.
— Рабочие сопротивлялись геройски. Они нанесли тяжелые потери солдатам. У них масса убитых. Убит полковник Смит. Взорваны два орудия.
— Взорваны? — воскликнул Джек. — Я так и думал…
— Что вы думали? — удивилась девушка.
— Так, ничего особенного, — спохватился Джек. — А скажите, пожалуйста, — вдруг вспомнил и заволновался он, — когда меня подбирали там, около завода, не валялось ли около меня этакого, знаете ли, аппарата, вроде вилки…
— Да, да, — оживленно прервала его девушка. — Я сама подобрала ее и принесла сюда. Она здесь.
У Джека сразу отлегло от сердца.
«Ну, ничего, — подумал он. — Значит, еще бороться можно»…
Этот эпизод взят из вышедшего в издательстве «ЗИФ» фантастического романа Боргуса Никольсена «Массена» (Стр. 180. Ц. 1 р., в папке 1 р. 25 коп.), в котором развертывается картина революционной борьбы американских рабочих и достаточно ярко рисуется предательская тактика так называемых «пацифистов» — замаскированных агентов германского генерального штаба (действие происходит во время мировой империалистической войны).
Художник Лавузен зашнуровывал у себя в комнате ботинки, когда в дверь постучали.
— Войдите.
Вошел Марч, недавний случайный знакомый художника, и остановился. Лавузен, сидя к нему спиной, возился со шнурком.
— Может быть, вы заняты, мсье Лавузен?
— Нет.
Француз упорно не поворачивался к Марчу.
— Простите, но вы не могли меня забыть. В тот…
— Помню, садитесь, — оборвал Лавузен, с пыхтеньем принимаясь за другой ботинок.
Марч взялся за спинку стула.
— У вас странная мебель — она рассыпается при легком прикосновении.
— Возможно. Когда путешествуешь, мало обращаешь внимания на условия. У себя в Англии я приму вас в соответствующей моему королевскому званию обстановке.
— А скажите, мсье Лавузен, когда это с вами началось? To-есть, виноват, я хочу спросить, не страдали ли ваши родители?..
— Прошу соблюдать этикет, — пробурчал Лавузен. — И, по возможности, меньше странных выражений, сэр!
Молодой человек вынул портсигар.
— Могу предложить вашему… высочеству.
— Благодарю вас, — обернулся Лавузен.
Марч бросил портсигар, схватился за голову и замер, открыв рот. Гладко выбритое, слегка скептическое лицо смотрело на него. Глаза незнакомца щурились. Левой рукой он спокойно приглаживал английский пробор.
— Ваше смущение понятно, сэр! — пожимая плечами, медленно уронил неизвестный.
— Виноват, я хотел видеть художника Анри Лавузена, и мне показалось, что я слышал его голос…
Марч проглотил слюну, не спуская глаз с незнакомца.
— Да я его спрятал в самом себе, сэр!
Марч прислушался. Знакомый, слегка сиповатый голос Лавузена принадлежал молодому человеку с пробором.
— Но, сэр, я прямо теряюсь… — Марч облизал сухие губы. — Чорт вас возьми, не прикасайтесь ко мне, или я сорву с вас маску!
— Попробуйте.
Незнакомец взял руку англичанина и ногтем провел от своего лба до подбородка.
— Настоящее тело, — прошептал Марч, не отрывая напряженного взгляда от знакомых серых глаз.
— Патентованная человеческая кожа, — подхватил незнакомец.
— Вижу, чувствую. Но что это значит, сэр? Человек пожал плечами.
— Мне надоело быть Лавузеном. Я перевоплотился. Вот и все.
— Это бессмыслица, — уже неуверенно прошептал Марч.
— С точки зрения здравого смысла, — загадочно улыбнулся человек с пробором, — да! А если смотреть так, что жизнь — это плакат* и все краски вселенной к твоим услугам— выходит проще. Наука, дорогой Марч, наука!