Через некоторое время Льок, словно придя в себя, вскочил на ноги и закричал:
— Пусть собираются мужчины скорей на охоту, они убьют сегодня своего врага!
Сборы были недолги. Охотники, захватив дротики, вышли из стойбища на лесную тропинку. За ними угрюмо шел Кремень, подчиняясь общему движению. Дошли до скалы и, оставив Льока одного, поспешно направились к святилищу, чтобы переодеться.
Настали томительные минуты. Льок понял, что играет со смертью: если кто-нибудь узнает об осквернении священного платья Кремня, — смерть придет не только за ним, но и за его матерью, родившей такого сына…
Вот глухо-глухо раздался рев. Льок вскочил на ноги.
— Началось! Ему или мне?..
Глаза Льока метнулись вправо, влево, ища, куда бы спрятаться. Он забежал за огромную сосну, возле которой чернела барсучья нора, чтобы в случае чего заползти хотя бы туда.
Вскоре рев стал расти, голоса зазвучали яснее, затрещали сучья, и мимо Льока, обезумев от ужаса, промчались охотники, кто одетый в охотничье платье, кто совсем голый. Льок с облегчением вздохнул. Окровавленные руки бежавших сказали о постигшей Кремня расправе…
Вскоре все стойбище гудело о том, как охотники по обычаю с закрытыми глазами, шепча магические заклинания об удаче, переодевались в охотничье платье, как один из них, окончив одеваться, открыл глаза и увидел стоявшего под елью Кровавого Хоро, беззвучно шевелившего ртом… как они его раздавили, переломав ему кости, чтобы он не смел к ним явиться…
Охотники выбрали из своей среды нового предводителя. Однако расчеты Льока освободиться из-под опеки не оправдались. Он попрежнему оставался только колдуном и был подчинен вождю.
Когда снова назначили поход на морского зверя, Льок, притворившись больным, остался на стойбище. Охота окончилась неудачей. Ладьи попали в целое стадо белух, одну из них вновь избранный вождь неудачно ранил, и разъяренные звери опрокинули ладью, погубив сидевших в ней охотников.
Льок, опасаясь новой охоты, выбил на священной скале два изображения: лебедя (рис. 13) и рыбу (рис. 14). На голове каждого из них как бы лежала ступня Лесного Охотника Боко. Это означало, что Боко должен был задержать начавшийся осенний отлет дичи и уход рыбы из реки в море. Напрасно колдовал Льок: и рыба и птица уходили от стойбища. Молодому колдуну снова стали заползать в голову мысли о том, что никаких духов на самом деле не существует…
Наступила осень. Бушевали ветры. Огромные волны разбивались о берег. Никто и не думал пускаться теперь в море. На берег во время бури часто выкидывало волнами китов и белух. Обычно вдоль всего побережья рассылались охотники смотреть, нет ли легкой добычи. Но на этот раз сказалось отсутствие старого вождя. Новый вождь, уже второй после гибели Кремня, предпочел уйти в шалаши к женщинам, чем мокнуть на морском берегу под дождем, на ледяном ветру. За ним ушли туда же и другие охотники.
Началось время всеобщего безделия. Старухи вначале смутно, потом все отчетливее вспоминали рассказы, не раз слышанные ими в детстве. Повторялась цепь событий, разыгравшихся тысячи лег назад. Старухи рассказывали ребятам о змеях длиной в два человека, о лесных людях, живущих на деревьях, передавали сказания о том, что прежде не было зимы, а весь год стояло лето. Всплывали жуткие образы летающих змей и громадных ящериц, поедающих людей. Сморщенными губами старухи шептали о страшных временах, когда лед и снег как живые гнались за людьми, а затем куда-то ушли. Дети и подростки с жадностью слушали древние предания, чтобы в свою очередь в старости передавать слышанное своим внукам.
Взрослых эти предания занимали только в голодную пору весны. Теперь же они копошились у костров, лениво перебираясь от одного женского шалаша к другому. Иногда между мужчинами вспыхивали ссоры, но дело редко доходило до драк. По старому обычаю едва лишь у дерущегося показывалась кровь, хотя бы из разбитого носа, он должен был оставить стойбище на несколько дней. А это значило бы мерзнуть в одиноком шалаше.
Люди засыпали с куском пищи во рту и, проснувшись, продолжали прерванное сном пиршество. От такой жизни они уже через неделю дошли до полного отупения. Несколько недель кроме сна, еды и прочих физиологических отправлений люди ничего не знали. Весной, когда начнется неизбежный голод, жители стойбища каждый на свой лад будут вспоминать это блаженное время.