В напряженной работе незаметно пролетело лето. Тщательно упакованы, обшиты кожей и отосланы через Нижне-Колымск на Средне-Колымскую почту две с половиной сотни ящиков зоологических, ботанических и иных коллекций. В один из последних дней сентября рано утром я разбирал в своей избушке только-что принесенную с охоты добычу — полтора десятка белых куропаток в более или менее полных зимних нарядах. Вдруг отворилась дверь и вошла оживленная, сияющая здоровым смуглым лицом молодая чукчанка. Когда она откинула меховой капор, я сразу узнал отшельницу Ичатки.
Я налил гостье чаю и угостил мучными лепешками, а она долго и весело что-то мне рассказывала. Зная по-чукотски одно лишь слово «мечинки» (хорошо), я довольно слабо поддерживал беседу, но это не стесняло девушку. Выпив несколько кружек чаю, она, наконец, обычным жестом чукчанок сунула руку в свое веще-хранилище, — складку шаровар между своей и оленьей кожей, — извлекла оттуда сырой олений язык и с любезнейшей улыбкой поднесла его мне. Я сразу понял, что это отдарок за нашу скудную помощь, оказанную весной на Ичатке, и попытался в свою очередь отдарить куском кирпичного чая. Чукчанка, однако, категорически, хотя и смеясь, отвергла всякую — плату и вскоре ушла. От других, видевших отшельницу Ичатки, я узнал, что она мне рассказывала. Девушка, оказывается, голодала еще два дня, подкрепляясь данными нами сухариками; лишь на третий день, когда ослабел и переменился ветер, ее брату удалось пой мать и привезти нерпу. Затем вскоре пошли и рыба и дичь.
Четверть века прошло с тех пор. Небывалая пурга стали и огня, крови и разорения обвеяла лицо старого мира потрясла его до корней — и чудесно неожиданно приблизила расцвет нового и лучшего будущего: новая жизнь всегда рождается в крови и в слезах. Но и до сих пор нередко вспоминаю я молодую чукчанку с буйным кустом густых черных косм на голове, недвижно застывшую в темном углу разрушенной поварни, среди снежного неистовства полярной мятели. День проходит за днем. Одна, голодная и застывающая от холода, без слез, полная достоинства, встречает девушка чужих неожиданных людей — и опять остается одна. Попался в сеть тюлень — и чукчанка весела и счастлива. Не попался бы во-время — и она так же упрямо, покойно и тихо застыла бы — навсегда в засыпанной снегом поварне. И думается мне, что это не тупое равнодушие, не бессмысленная неподвижность, а что-то совсем другое. Смелого, гордого, никогда никем не покоренного чукчу трудно обвинить в тупой неподвижности. Это — спокойная и уверенная сила, выдержка, взращенная тысячелетиями борьбы с суровой природой.
Вековой мертвящий гнет, лежавший на народах нашей страны, сброшен и не вернется никогда. Народы Севера призваны к новой, свободной, самостоятельной жизни. Плоды современной культуры становятся им доступными. Но и в новой жизни чукчи сохранят и в новые условия быта вольют ту непоколебимую мужественную выдержку природных охотников, которая так ярко воплотилась для меня в спокойном облике одинокой молодой женщины в развалившейся поварне Ичатки среди снежной пустыни Ледовитого побережья.
ТАЙГА ШУМИТ
Тунгусский рассказ Ал. Смирнова
Рисунки худ. А. Пржецлавского
В этот момент он вспомнил слова, которые не раз слышал от старых охотников:
«Если твое ружье отказалось стрелять, а медведь тебя не трогает, то не трогай его и ты, а положи перед ним ружье и уходи; только тогда он простит тебя за то, что ты хотел его убить».
Старая кремневка сделала под ряд две осечки, а лохматый бурый зверь, повернувшись в полоборота, стоял около разрытого муравейника и ждал, что будет дальше. Но вместо того чтобы положить перед ним ружье и уйти, как этого требовал таежный закон, Тумоуль, не вставая с колена и не меняя положения ружья, потянулся правой рукой к висевшей на боку сумке. Он решил прочистить запал, и надо было успеть это сделать раньше, чем зверь разгадает его намерения.
Но, шаря рукой в сумке, он долго не мог нащупать тоненькую проволочку, которой обычно прочищал камеру. Чтобы найти ее, пришлось отвести глаза от зверя, а когда опять посмотрел вперед, его поразила та самоуверенность, с какой медведь смотрел на его приготовления.
«Старайся, старайся, а что из этого выйдет — увидим потом», — казалось, говорил он, насмешливо наклонив голову набок и шевеля короткими ушами.