• Теория «мировой формулы». Все предопределено некоей фундаментальной теорией — «формулой мироздания», «мировой формулой», обуславливающей все и вся. Мир — лишь форма проявления той изначальной сущности, что диктует константам их значения.
Теория «мирового ансамбля». Есть множество параллельных Вселенных (см. «З-С», №12/2006), имеющих свои специфические параметры. Среди них — наша, чего доброго, единственная, где могла зародиться жизнь.
Теория «Творца». Образ нашего мироздания предначертан свыше — Природой или некоей сознательной силой, диктующей миру его свойства.
В некотором роде эти объяснения даже не противоречат друг другу. Например, может существовать множество Вселенных, обладающих самыми разными свойствами, причем все их создал некий «Творец» — Бог, что, впрочем, не в силах доказать ни современные ученые, ни, может быть, и Он сам — что ж, на все воля и неволя Господня!
Предельно полное объяснение сути физических констант может дать «мировая формула» — фундаментальная теория, которую искал в последние годы жизни Альберт Эйнштейн. Искал, правда, без особого успеха. Сегодня эта теория возрождается под разными именами: «теория струн», «М-теория», «квантовая гравитация», «квантовая геометрия» или даже «теория всего».
Суть надежд — и кредо своей веры — Эйнштейн выразил в 1945 году в письме к своей бывшей студентке Ильзе Розенталь-Шнайдер (защитив диссертацию по философским аспектам теории относительности, та преподавала историю и философию естественных наук в Сиднее, куда эмигрировала незадолго до войны): «Теория, основные уравнения которой не содержат в явном виде некие рациональные, то есть выводимые математическим путем, константы, должна быть каким-то образом составлена из логически не связанных друг с другом элементов».
Вопрос о физических константах — «это один из самых интересных вопросов вообще, какие только можно, пожалуй, задать», писал он своей ученице. Откуда они произошли? Уж не «выбрал ли их Бог в некотором роде наобум, взявшись за сотворение мира»? И далее: «Но я не могу себе даже представить целостную, разумную теорию, которая включала бы хоть одно число, произвольно, по своей прихоти, выбранное Творцом, число, на месте которого могло бы оказаться любое другое, причем мир в своих закономерностях стал бы тогда качественно совершенно иным».
(Здесь следует заметить, что, как и в других своих высказываниях, Эйнштейн подразумевал под словом «Бог» вовсе не ту умозрительную фигуру, которой поклоняются приверженцы монотеистических религий, а некий символ, в коем сфокусирована сама суть природы мироздания — те самые законы природы, которым подчиняется все сущее.)
Эйнштейн последовательно стремился вытравить все произвольное, случайное, «слеповдохновенное» и из научных теорий, и из той целостной картины мира, которую ученые воссоздают посредством своих теорий. Ему решительно не нравился произвол ни в квантовой физике («Бог не играет в кости!»), ни в мире физических констант, одни из которых взяты как будто «с потолка». Для него случайное было заведомым знаком того, что теория не продумана до конца, а реальность не до конца исследована. Случайность, верил Эйнштейн, исчезнет в той глубине глубин, где коренятся все известные нам научные теории — в той «мировой формуле», из которой и вытекают истинные законы существования природы. Наши константы — лишь производные этих законов, и «их значения целиком определяются логикой совокупной теории». И вновь он возвращался к той самой теме, так волновавшей его: «В законах природы нет места безразмерным константам, которые, исходя из каких-то чисто логических соображений, могли быть заменены совершенно другими константами. В противном случае я, пожалуй, не мог бы «доверять» даже Богу, вот только мало кто разделяет мое мнение».
Тут уместно вспомнить и известного британского физика Стивена Хоукинга, по словам которого ученые призваны показать, что «во Вселенной нет ничего случайного». Возможно, в будущем все же удастся объяснить, какова связь между отдельными физическими константами, и это толкование станет «формулой всего».
Однако на проблему можно взглянуть и с другой стороны. Что если мы живем не в единственном из миров, а в одном из множества миров — в лучшем из лучших/худших? Быть может, Природа необычайно расточительна в своих свершениях, и, наряду с нашим мирозданием, породила мириады миров, устроенных по другим принципам? И что если наша Вселенная приспособлена для жизни лишь потому, что, наряду с ней, есть бессчетное число миров, где не найти и следа человека, где он просто не мог появиться?