Только от сорняков потери сахарной свеклы составили 25%, а при потерях в 20% ее уже стали закупать за границей. И это несмотря на то, что под сахарной свеклой в России занято 1 миллион гектаров, а на производстве сахара задействованы сотни тысяч человек. Решение проблемы — использование ГМ-сорта сахарной свеклы, устойчивого к гербицидам. Да что там говорить, по мнению директора центра «Биоинженерия» РАН академика РАСХН К.Г. Скрябина, ущерб, причиненный колорадским жуком за последние 10 лет, превысил сумму кредита, полученного Россией от МВФ. А этого могло бы не произойти, если бы использовался устойчивый к жуку картофель.
К сожалению, на сегодняшний день в России выращивать ГМО в коммерческих целях запрещено законом. А ввозить из-за границы не запрещено. В итоге мы все равно начнем потреблять трансгенные продукты, вернее, уже потребляем, но не свои дешевые, а чужие и втридорога. Безусловно, сельское хозяйство в России оставляет желать лучшего: посевные площади используются не до конца, поля пустуют, добрая часть товара гниет на складах, так и не попав к нам на стол. Удобрения и химикаты используются плохо или совсем не используются, новые сорта и породы не внедряются. Словом, потенциал России в традиционном сельском хозяйстве еще до конца не исчерпан. К тому же население нашей страны убывает на миллион человек ежегодно, так что о голоде говорить не приходится. А зачем же нам тогда ГМО, и без них прокормимся?
Ответ на вопрос станет ясен, если посмотреть на европейский опыт ведения дел. Изначально европейцы пошли по пути химизации сельского хозяйства (интенсивное использование удобрений и ядохимикатов) и использования гетерозисных технологий (выведение гибридов, дающих сверхурожай в первом поколении), но постепенно трансгенные сорта все чаще и чаще стали попадаться на полях ЕС. Почему? Ответ прост: это экономически выгодно. Страны Африки и Юго-Восточной Азии, где дефицит продовольствия особенно острый, готовы покупать любую продукцию. Правда, теперь благодаря все тем же трансгенам такая маленькая страна, как Вьетнам, вышла на третье место в мире по экспорту риса.
Помимо сельского хозяйства, ГМО могут найти применение практически во всех областях современной жизни. Фармакологи во всю используют трансгенных животных-биореакторов. В 90-х годах голландцами была получена порода коров, способных выделять в молоко гамма-интерферон. Молоко служит дорогостоящим сырьем для производства противовирусных препаратов, хотя даже само по себе уже лекарство. С помощью генетически модифицированных бактерий производится большинство биологически активных добавок, витаминов, гормонов.
Кстати, в своей книге «Как избежать ГМ-продуктов» «Гринпис» приводит историю о том, как тысячи людей пострадали от трансгенного триптофана. Триптофаном нельзя отравиться, так же как нельзя отравиться водой. Вредны примеси и микроорганизмы, которые в ней плавают, но никак не Н2О. Триптофан — это аминокислота, и отравиться можно только примесями, что, собственно, и произошло. В 1989 году японская фирма Showa Denko при помощи генетически модифицированных бактерий производила БАД-триптофан. Но из-за непродуманной технологии очистки он содержал большое количество токсичных примесей. Неудивительно, что употреблявшие его люди отравились. Только при чем же здесь ГМ- бактерии?
Одно из наиболее перспективных направлений в использовании биотехнологий — создание растительных вакцин. В растение вводится ген. Он кодирует белки оболочки вируса. Такие белки по сути — антигены, и по ним иммунная система идентифицирует вирус. Съедая подобное растение, мы получаем порцию антигенов соответствующего вируса, и наш организм учится с ним бороться — он вырабатывает антитела. В результате, когда настоящий вирус попадает к нам в организм, его там уже ждут готовые антитела. Благодаря трансгенным животным появилось новое направление в медицине — ксенотрансплантология (пересадка органов от животных к человеку). ГМ-свинья, устойчивая к инфаркту миокарда, — самый дешевый и качественный донор. Прорыв в биотехнологии породил генную терапию, с ее помощью врачи пытаются лечить наследственные заболевания и уже с уверенностью говорят о ней, как о медицине XXI века.