Никто не в силах описать весь рой современных молодежных практик. Замысел — в наброске портретов имиджей и жизненных стилей, в которых выражается современная российская молодежь. В основе дифференциации — три критерия: первый — ценностного дефицита (нехватку чего особенно остро переживает российская молодежь?); второй — социализационного лага (как соотносятся условия включения молодежи во взрослый мир и ее базовые ценности); третий —способа достижения (методы, избранные для сокращения дистанции между дефицитными ценностями и повседневностью).
Полученные четыре персонажа — это поведенческие стили, сценарии самоутверждения, модели потребления и социализации.
Первый имидж — молодые «космонавты». Его появление связано с началом 90-х годов, когда молодежь стремилась оправдать общественные ожидания о себе как о первом несоветском поколении. Идеологическая разгерметизация и институциональная эрозия советского космоса, появление рынка, дыхание глобальной поп-культуры ослабили дидактическое давление взрослого мира и пустили процессы социализации на самотек. Стать «космонавтом», стартующим на пустом месте и преодолевающим тяготение социальных страт, в которые были вписаны родители — это была отчасти добровольная, отчасти вынужденная стратегия успеха.
«Звездные карьеры» бонапартного типа подразумевали безжалостное откидывание ступеней с отработанным топливом. Способность схватывать на лету ценилась больше знаний и опыта. Вожделенная «социальная невесомость»: свобода от материальной зависимости, традиционной морали... — достигалась через культивацию и агрессивный пиар товарных личностных качеств: индивидуализм, этическая и профессиональная пластичность, мобильность, знание языков, навыки электронной коммуникации. Завоеванные статусы этой группы (как правило — внутри новых рыночных иерархий) стоили вполне космических перегрузок и рисков.
Но и игра стоила свеч: усилиями рекламы, глянцевых журналов, клубной культуры и рынка в целом имидж предпринимателя, нарушителя и покорителя границ стал завораживающим для всего поколения. Конечно, в первую очередь в нем привлекала отнюдь не производственная этика: проектное мышление, самодисциплина, культ новизны и конкуренции, — а ценности досуга: элитарное потребление, эмансипированные, подчас на грани эпатажа, формы публичного поведения, социальный травестизм (персональная безграничность, понятая как способность к перетеканию в разные формы).
Было бы ошибкой равнять «космонавтов» с золотой молодежью. Типичный «космонавт» чаще всего не знатен и не богат от рождения. Карьера и деньги для него — фишки в азартной игре; куда важнее — упоенность движением, новыми эмоциями, ролями, контактами. Любой «потолок» — вызов, достигнутое — трамплин. Его кредо — жить в состоянии испытаний и приключений, менять место жительства и работы, экспериментировать с образом жизни, идентичностями, кругами общения. Его свобода — играя, быть вне игры; тонизирующий фон — творческий хаос, неопределенность, зыбкость опор.
В имидже «космонавта» воплощены инфантильные фантазии человека постиндустриального, информационного мира. Мечтать о нем проще, чем жить в нем. Вольнодумство, легкость на подъем, космополитизм, критическое отношение ко всему стабильному при смене ракурса оказываются пофигизмом, отсутствием привязанностей, безответственностью, короткой памятью и столь же короткой мыслью.
Имидж «растиньяка»[* В честь одного из героев «Человеческой комедии» Оноре де Бальзака, прибывшего покорять Париж с голыми ягодицами и ужаленным честолюбием.]. Его радикальное отличие от «космонавтов» — в противоположной реакции на сумятицу 90-х. Смутное время всегда чревато ностальгией по убогому, но обжитому миру. «Растиньяк», лимитчиком попав в большой мир, устраиваясь в нем, носит в себе ценности родной среды (семьи, двора, провинции, общества с устоявшимся укладом...) и втайне мечтает воспроизвести жизнь по ее образу и подобию. Его традиционализм (консерватизм, патриотизм, фундаментализм) — самозащита, способ упорядочить жизнь, «быть нормальным» в безумном мире.
«Растиньяки» — в стилевом резонансе с эпохой Путина. Под них подогнана модель корпоративного государства и авторитарной модернизации, в которых есть хоть какие-то гарантии, что за верную службу и минимум вопросов на прозябание в вассальный «демос» не отдадут. И не надо возводить напраслину на «растиньяка»: он — не безликий человек массы, продающийся за грош и «стыда не имущий». Его idee fixe — во что бы то ни стало не быть «быдлом», не иметь ничего общего с «толпой хронических неудачников» — в просторечьи «народом». Деньги, власть, слава, престижный диплом для него — индикатор избранности. Кроме того, они — компенсаторный элемент господствующей системы обмена, где приходится торговать своей лояльностью, исполнительностью, готовностью переносить унижения средней тяжести.