В последнее время американскими студентами наиболее востребован испанский язык, популярность которого стабильно растет (возможно, это объясняется постоянным увеличением числа испаноязычных жителей США). Таким образом, 823 тысячи американских студентов зубрят испанский, а чуть более 700 тысяч являются поклонниками всех остальных языков.
Русский язык учат около 25 тысяч студентов — примерно столько же, сколько и десятилетие назад. При этом по уровню популярности русский проигрывает французскому, немецкому, итальянскому, японскому, китайскому, латыни и... языку жестов, который изучают почти 80 тысяч студентов. Сейчас русский обходит иные языки лишь по одному важному показателю: рекордно много студентов изучают его на продвинутом уровне.
Рустам Шукуров
Дороги друг к другу
Карта Европы и Ближнего Востока (не позднее 1771 г.)
Когда мы говорим о взаимоотношении культур, подчеркиваем в первую очередь их непримиримость в двух важнейших областях — духовнорелигиозной и политико-конфессиональной, которые и определяют тип общества.[* Статья вторая. Первая — в номере 4.]
Христианство и Ислам — две автаркии, два враждебных и непримиримых мира. В отношении вероисповедания, догматики это были две несообщающиеся сферы. По той простой причине, что они как воплощения монотеистической идеи самодостаточны и универсальны. Компромиссу нет места в этом противостоянии. Один из миров должен был пасть при столкновении с другим. Это произошло с христианским Ближним Востоком, завоеванным мусульманами, а позже и с Византией, также павшей под ударами мусульман. Это произошло и с мусульманской Испанией, покоренной христианами.
Промежуточных типов в Средневековьи не было. Симбиоз на Ближнем Востоке, в Испании, на Сицилии — не более чем отсрочка подавления одного мира другим, отсрочка, взятая по тем или иным объективным обстоятельствам, материальным условиям (слишком много иноверцев, нужно время для их ассимиляции, чтобы избежать социального взрыва). Взаимоотношения христианства и мусульманства — череда попыток взаимного подавления, трагедия взаимного подавления и бескомпромиссного соперничества.
Это справедливо, даже притом что мусульманство выдвинуло конфессиональный релятивизм как основу мироустройства, однако это — послание будущему миру. В условиях Средневековья он сберегал жизни и судьбы множества конкретных людей, но не уберегал от разрушения и подавления инославия, инославной культуры. Практическая бессмысленность реформ Акбара и их провал свидетельствуют об этом. Потенциально мусульманство (равно как и христианство, равно как католицизм по отношению к православию или православие по отношению к любому другому христианскому инославию) было монистичным и унитарным и потенциально стремилось к полному торжеству и ассимиляции различий. То же можно сказать и о взаимоотношениях внутриисламских — об отношениях между шиизмом и суннизмом. Мы можем представить себе ситуацию мирного сосуществования христианства с государственной римской религией, но не можем представить ситуацию терпимости христианства к римскому язычеству. Потому христианство и поглотило римскую религиозность. Монотеистические религии, насыщенные духовностью, признающие единственность трансцендентной правды, всепроникающи в социальном плане, агрессивны и способны существовать только в состоянии Торжества. Вспомним Торжество Православия Феодосия, вспомним Фатх — «открытие, завоевание» мусульманства. Другое дело, что представления о земном образе трансцендентной истины, ее месторасположении в Творении в мусульманстве, с одной стороны, и в христианстве и иудаизме — с другой в Средневековье понимались по-разному.
Утопия христианства во взаимоотношениях с мусульманством заключалась в надежде на успех миссии в мусульманском мире. Утопия Ислама — в возможности мирного сосуществования с христианами и иудеями. Причем утопия мусульманства целиком обращена в будущее — в райское бесконфликтное время, утопия христианства же — в прошлое, в восстановление того, что некогда было потеряно христианским миром в результате мусульманских завоеваний.
Взаимоотношения христианского и мусульманского миров — это всеобъемлющее цивилизационное соперничество. Это одинаково проявлялось в политической и идеологической борьбе, христианской и исламской контроверзе и в других формах религиозной борьбы, в мировоззренческой автаркии и разноцентрированности обоих миров.