Именно благодаря своему отчетливо-этическому дисциплинарному смыслу гламуру в нашем отечестве удалось стать тем, чем ему и не снилось быть ни в одном государстве мира. Вы будете смеяться: идеологией. Причем это уже перестало звучать как парадокс и вошло в состав очевидностей.
Поэт Лев Рубинштейн, кажется, первым — в июле 2006 года — назвал гламур «официальной идеологией современного общества». И вот уже совсем недавно главный редактор одного глянцево-гламурного издания всерьез написал следующее: «Гламур консолидировал (российскую. — О.Б.) элиту, стал ее универсальным языком, дресс-кодом и фейс-контролем, ослабив стилистические противоречия между либералами, радикалами, левыми, государственниками и всевозможными неформалами». «У правящей партии, — признает он, — нет своей уникальной идеологии, есть принцип «с нами» или «против нас», а все, что разрешено прочей элите, __ —; это наслаждаться тем, что имеешь...» Поэтому «русскому высшему обществу ничего не оставалось, как сделаться прагматичным. Его главной ценностью стала идея успеха, материальным выражением которого является гламурный образ жизни и luxury... Нет больше левых и правых, есть виннеры и лузеры, как артикулируют новую реальность люди, близкие к Кремлю. Для высокопоставленных русских luxury — свидетельство социальной состоятельности, адекватности, вменяемости, бескомпромиссное заявление о личном успехе».
Возведенный в идеологическое достоинство гламур может сколько угодно раздражать — и ох как раздражает! И демонстративностью потребления, и циничным насаждением своих потребительских моделей «в нищей стране». И откровенной инфантильностью (хороша жизненная программа: получать удовольствия, да как можно больше!) И искусственностью, если не сказать лживостью: сияющий мир гламура живет — и предписывает жить — так, будто на свете нет ни горя, ни болезней, ни старости, ни смерти...
Однако факт есть факт: свидетельством личного успеха, личной значимости, личного достоинства стало именно это- — показная, безмерная, бесстыдная роскошь и эгоцентризм гламура. И это ничуть не случайно, поскольку в природе вещей. Как во всяком бесстыдстве, в этом тоже есть откровенность, доходящая прямо до простодушия.
Человек гламура — «программный», осознанный индивидуалист. Главная его задача — самоутверждение и экспансия. Главное направление всех его движений — вперед и вверх, к «лучшему», ко все большим достижениям и удобствам. Он покоряет мир и пользуется им как средством для своих целей. Более того, он (как уверен) сам его создает: мир, где все предназначено исключительно для того, чтобы служить лично ему. Даже деньги, даже безудержное «потребление», в которых трудно не видеть самой сути гламура — тоже всего лишь инструменты: безграничного самоутверждения homo glamouricus.
Человек гламура всегда прав — и гламурная красота служит для того, чтобы постоянно подтверждать, воплощать собой его торжествующую правоту. (Опять-таки это совершенно безошибочно улавливает — и уже закрепило в своих стереотипах — обыденное сознание. На форумах, обсуждая гламур и его признаки, так и пишут: «Гламур — это ведь не только одежда! Это отношение к жизни и к себе! Если ты себя чувствуешь красивой, стильной девушкой, которой все подражают, то уже не важно, какой стиль одежды ты носишь. Все дело в самооценке, потому что люди видят нас такими, какими мы видим себя сами». Именно поэтому можно и в потертых джинсах.)
Мир получается, однако, настолько «расколдованный» и лишенный тайн (они остаются разве что в отношениях «звезд» между собой, чтобы громко «раскрываться» на страницах глянцевых журналов), что уже отчаянно хочется хоть чего-нибудь по-настоящему таинственного.
Им и оказывается сам гламур — доступное волшебство (недаром в качестве его имени востребовано слово именно с таким основным значением). И основной акцент здесь надо делать не на первом слове, как опять-таки легко подумать, а на втором.
Доступного у нынешних богатых как раз сколько угодно. Но именно поэтому оно как таковое само по себе перестает быть интересным. Надо — чтобы ускользало. Чтобы хоть чуть-чуть да не давалось тем самым рациональным усилиям, которыми — с превеликим напряжением — держится современная цивилизация.
Человек гламура хочет быть очарованным. Причем так, чтобы — как при всякой очарованности — это было не вполне подвластно ему самому: волшебство ведь всегда должно быть, во-первых, сильнее нас — и, во-вторых — непредсказуемым. Оно всегда должно заставать хоть немного врасплох.