Труд о сахалинской каторге (весьма необычный для творчества писателя) был замечен даже и за границей. Но Чехов то гордился им, то почему-то сетовал, что «книжка ни на что не пригодилась,<...> никакого эффекта она не вызвала», и в конце концов заключал: «Я рад, что в моем беллетристическом гардеробе будет висеть и сей арестантский халат. Пусть висит!» Не смог Чехов представить книгу и в качестве диссертации, помыслы о которой не оставляли его все послеуниверситетские годы. Докторская степень давала не только почет и уважение, возможность читать лекции в университете, но и в перспективе — ощутимые социальные привилегии, ибо по «Табели о рангах» царской России звание профессора приравнивалось к генеральскому чину.
Политизированные потомки, однако, оценили «Остров Сахалин» гораздо выше, справедливо полагая, что этот труд А.П. Чехова — начало в русской литературе темы протеста против насилия и преступлений власти предержащей, апофеозом которой стал «Архипелаг ГУЛАГ» А.И.Солженицына.
Но это было позднее. А пока, закончив многотрудные дела на каторжном острове и ожидая отъезда, Чехов писал матери 6 октября с Корсаковского поста: «Я соскучился, и Сахалин мне надоел. Вот уже три месяца, как я не вижу никого, кроме каторжных или тех, которые умеют говорить только о каторге, плетях и каторжных. Унылая жизнь. Хочется поскорее в Японию, а оттуда в Индию».
К огромному сожалению, Чехову не удалось познакомиться близко с зарубежным Востоком, с великими азиатскими цивилизациями. На Южном Сахалине его ждала пренеприятная новость. «Со всех сторон глядит на меня зелеными глазами холера, которая устроила мне ловушку. Во Владивостоке, Японии, Шанхае, Чифу (ныне г. Вэньтай в КНР. — Д.К.), Суэце и, кажется, даже на Луне — всюду холера, везде карантины и страх. Во Владивостоке мрут европейцы, умерла, между прочим, одна генеральша», — писал он в письме от 11 сентября.
Пленительный план путешествия вокруг Азии рухнул.
В начале октября стало известно, что пароход Добровольного флота «Петербург» все-таки отправится в обратный путь в Одессу под карантинным флагом с заходом в немногие порты, открытые к тому времени.
Вахтенный журнал «Петербурга» (который сравнительно недавно разыскали ученые-чеховеды) сообщает, что судно вышло из порта Корсаков на Южном Сахалине «в ночь с 13-го на 14-е октября, 16 — 18 октября находилось в бухте Золотой Рог во Владивостоке». Сразу по прибытии, выяснив ситуацию, Чехов в «4 ч. 45 м. пополудни» дал телеграмму брату Михаилу: «Буду Москве десятого декабря плыву Сингапур».
«Дженерихчи» в центре Гонконга. 1890 год
Во Владивостоке агент Доброфлота В.А. Терентьев выписал Чехову заграничный паспорт. Между прочим, Владимир Африканович Терентьев, дослужившийся на своем посту до контр-адмирала, был колоритной фигурой, своими делами и озорным юмором оставившей след в истории российского Приморья. 19 октября, как записано в вахтенном журнале, «в 19 ч.30 м. подняли якорь и дали ход». Через неделю хода по Японскому морю, Корейскому и Формозскому проливам пароход «Петербург» встал на рейде... Гонконга.
По-видимому, в последний момент произошло изменение маршрута. На другой день после выхода в судовом журнале уже значилось плавание «Японским морем из Владивостока в Гонконг». Скорее всего, это было вызвано необходимостью ремонта, который не могли выполнить во Владивостоке. А может быть, из-за проблемы шести американских китобоев, которые на вельботе потеряли судно-матку у берегов Сахалина, а затем с помощью русских искали возможность добраться до ближайшего порта, где есть американский консул.
Так нежданно-негаданно Чехов очутился в колониальном анклаве Гонконг, который появился на китайской земле после Опиумных войн еще в 1842 году с захватом Великобританией «в вечное владение» самого острова, а затем (в 1860 году) и части континентального полуострова Коулун с окружающими островами (второй захват был в 1898 году оформлен как «аренда на 99 лет»). «Петербург» находился здесь трое с половиной суток, c 26 по 29 октября, большую часть времени на ремонте в доке. Стоянка оказалось самой продолжительной из всех четырех, разрешенных в пути «карантинному» судну.
Вот как описал свои впечатления Чехов в знаменитом письме А.С.Суворину от 9 декабря 1890 года: «Первым заграничным портом на моем пути был Гонг-Конг. Бухта чудная, движение на море такое, какого я никогда не видел даже на картинках; прекрасные дороги, конки, железная дорога на гору, музеи, ботанические сады; куда ни взглянешь, всюду видишь самую нежную заботливость англичан о своих служащих, есть даже клуб для матросов. Ездил на дженерихче, то есть на людях (двухместная повозка с рикшей. — Д.К.), покупал у китайцев всякую дребедень и возмущался, слушая, как мои спутники россияне бранят англичан за эксплуатацию (так в подлиннике. — Д.К.) инородцев. Я думал: да, англичанин эксплуатирует китайцев, сипаев, индусов, но зато дает им дороги, водопроводы, музеи, христианство, вы тоже эксплуатируете, но что вы даете?»