Подъем по железной дороге на гору и «замечательную панораму» Гонконга, открывающуюся оттуда, Чехов вспоминал позднее в письме сестре из Неаполя в 1891 году после посещения монастыря на Везувии.
Между прочим, тонкая, как бы в восточном стиле зарисовка Гонконга (через окно иллюминатора) присутствует в рассказе «Гусев» — первой публикации Чехова после путешествия. Вот она, если опустить диалог героев, находящихся в лазарете:
Вид Владивостока
«Замечательная панорама» Гонконга. 1890 год
«Качки нет, и Павел Иваныч повеселел. Он уже не сердится <...>. Круглое окошечко открыто, и на Павла Иваныча дует мягкий ветерок. Слышны голоса, шлепанье весел о воду... Под самым окошечком кто-то завывает тоненьким, противным голоском: должно быть, китаец поет.
— Да, вот мы и на рейде, — говорит Павел Иваныч, насмешливо улыбаясь. — Еще какой-нибудь месяц, и мы в России <...>.
Гусев не слушает и смотрит в окошечко. На прозрачной нежно-бирюзовой воде вся залитая ослепительным, горячим солнцем качается лодка. В ней стоят голые китайцы, протягивают вверх клетки с канарейками и кричат:
— Поет! Поет!
О лодку стукнулась другая лодка, пробежал паровой катер. А вот еще лодка: сидит в ней толстый китаец и ест палочками рис. Лениво колышется вода, лениво носятся над нею белые чайки.
«Вот этого жирного по шее бы смазать...» — думает Гусев, глядя на толстого китайца и зевая. Он дремлет, и кажется ему, что вся природа находится в дремоте».
Любопытно, что всего за год до Чехова Гонконг посетил Джозеф Редьярд Киплинг «обратным маршрутом» из Бомбея через Азию и Америку в Великобританию. Ему было всего 25 лет, он навсегда покидал Индию, впечатления о которой дали ему столько пищи для творчества, оцененного в конце концов Нобелевской премией (1907 г.). Подданный британской короны, «англоиндус», то есть англичан, родившийся в Индии, он чувствовал себя в Гонконге как дома. Поэтому его наблюдения о Гонконге глубже и насыщеннее, да и был он там дольше. Киплинг ходил по тем же улицам, что и Чехов, также взбирался на поезде-фуникулере на гору Виктория Пик, ездил на «рике» (рикше), посещал тот же самый клуб для моряков. Иногда их впечатления совпадают почти текстуально. Вот как у Киплинга: «Еще дальше от берега стоят на якоре пароходы. Они не поддаются подсчету, и четыре из пяти принадлежат нам <...>. Гонконг раз в десять оживленнее Сингапура. Повсюду что-то строят, куда не посмотри, повсюду возвышаются колоннады и купола, дома оборудованы газовыми рожками».
Или еще цитата: «На главной улице почти все дома выходят на проезжую часть верандами, а европейские магазины словно хвастают огромными зеркальными витринами <. >. Гонконг удивляет необычной чистотой, одинаковыми трехэтажными домами и верандами, тротуарами, вымощенными камнями. Мне попалась на глаза только одна лошадь. Она присматривала за телегой на приморской улице. Наверху единственными экипажами служили рикши».
С чеховскими впечатлениями о Гонконге, точнее, с этой безобидной на первый взгляд цитатой из письма Суворину, приведенной выше, связана целая детективная история.
Впервые на свет само письмо без каких-либо купюр появилось в 1913 году в шеститомнике писем писателя, изданном в 1912 — 1916 годах под редакцией сестры — М.П.Чеховой. Однако после Октябрьской революции оно исчезло из чеховедческой литературы. При первом (советском) переиздании писем в 1948 — 1952 годах (в рамках Полного собрания сочинений и писем в 20 томах) абзац о Гонконге был опущен полностью. И лишь в 1963 году в 12-томном издании сочинений и писем А.П.Чехова, предпринятом «Художественной литературой», этот абзац был восстановлен. Надо полагать, последнему способствовала наступившая в СССР «оттепель». Правда, в письме Суворину все-таки осталась одна купюра (относящаяся к Цейлону и не восстановленная даже в последнем Полном собрании сочинений и писем Чехова), и с ней могла ознакомиться только горстка избранных, допущенных в спецхран Ленинки.