Не противоречат ли этому вольные речи Ландау, записанные на магнитофоны КГБ? Не очень. Он мог опираться на простую логику и свое понимание советской системы. Во-первых, у советской власти уже с 1938 года был увесистый компромат на Ландау, и юридически он продолжал быть преступником, хотя и выпущенным из тюрьмы, — временно, под залог личного поручительства академика Капицы. Во-вторых, как показал опыт, советская власть могла лишать свободы (и жизни заодно) безо всякого компромата. И в-третьих, как вам нравится во-первых и во-вторых? А если не очень нравится, то зачем же еще и самому лишать себя свободы слова хотя бы в общении с друзьями?! Не лучше ли положиться на главный постулат диамата — что материя первична, а вольные речи вторичны? И понадеяться, что для советской власти ядерное оружие важнее свободы слова в одной отдельно взятой квартире. У Ландау были основания для такой надежды.
Через пару месяцев после триумфа Лысенко над биологией аналогичная угроза нависла над физикой. В роли Лысенко выступила группа передовых патриотических физиков МГУ с Терлецким не в последней роли. Подготовка к «Всесоюзному совещанию физиков» шла три месяца. За это время председатель Оргкомитета — исполнительный сталинский чиновник Топчиев — провел сорок заседаний с участием сотни человек, более тысячи страниц стенограмм. В середине марта 1949 года в ЦК отправился проект постановления, в частности, обвинивший Ландау в раболепии перед Западом и в популяризации зарубежной физики. Однако совещание так и не состоялось. На беду физиков-патриотов, некоторые физики, намеченные к искоренению, занимались ядерным оружием. И занимались успешно: проект термоядерной бомбы Сахарова — Гинзбурга на два месяца опередил проект грозного постановления. Что бы ни сказал Терлецкий своему начальнику — генералу Судоплатову — о необходимости для физики правильной философии, у Курчатова в руках был гораздо более крупный козырь — термоядерный, и он мог спросить маршала Берию, чего он хочет: правильные слова или водородную бомбу? «Шашечки или ехать?»
Стоп «лысенкованию» физики стал первым применением термоядерного оружия в мирных целях. Под защитой того же самого оружия Ландау позволял себе свободу слова, ограниченную стенами своей квартиры, не беспокоясь, есть ли у стен уши. Да еще при этом самоотстранялся от гущи атомных дел, пусть и очень осторожно. Разделить ситуации, когда следовало говорить осторожно и когда можно было беседовать свободно, оказалось, как мы вскоре увидим, делом непростым.
Продолжение следует
Ольга Балла
Улица с односторонним движением
Грета Ионкис. Евреи и немцы в контексте истории и культуры.
— СПб.: Алетейя, 2006. 400 с.
Многое в этой книге удивляет несведущего читателя. Нежданное родство «забот о сохранении языка Библии и становления немецкого языка». Или то, что немецкая философская мысль пошла бы, возможно, другими путями, если бы не влияние современной ей еврейской мудрости. Или то, что озеро Ваннзее, где в начале XIX века свел счеты с жизнью один из самых особенных, самых волшебных немецких поэтов Генрих фон Клейст, в середине следующего столетия вдруг окажется в числе мест «окончательного решения еврейского вопроса», а фашистские интеллектуалы станут выискивать у его собратьев-романтиков «истоки расовой идеи». А в Мозесе Мендельсоне, родоначальнике еврейского Просвещения-Хаскалы, чьим именем до сих пор называют первый этап социальной эмансипации, а затем и ассимиляции евреев Германии, ортодоксальные евреи сегодня видят чуть ли не косвенного виновника холокоста.
А как быть с тем, что роман «Еврей Зюсс» Лиона Фейхтвангера, надеявшегося создать «объективную» книгу, в которой не нашли бы аргументов в свою пользу никакие националисты, немцы восприняли как сионистскую, евреи — как антисемитскую, а нацисты сняли по нему один из самых мерзких антисемитских фильмов Третьего рейха? А с тем, как тосковал по своей мучительной Германии в добровольном, растянувшемся на полжизни французском изгнании язвительный франкофил — еврей Генрих Гейне? А с тем, что любимый автор антисемитов Фридрих Ницше писал: «Евреи — это самый замечательный народ мировой истории...», а чуть ниже: «Евреи вместе с тем самый роковой народ всемирной истории: своими дальнейшими влияниями они настолько извратили человечество, что еще теперь христианин может себя чувствовать антииудеем, не понимая того, что он есть последний логический вывод иудаизма»?