К сожалению, портреты консерваторов и либералов, которые вырисовываются из этих данных, выглядят так стереотипно и так однозначно противоположны «по знаку», что невольно возникает подозрение в их серьезности и объективности. Желая избежать такого обвинения, Иост рассмотрел те же данные в свете иной, более сложной и более объективной группировки людей — по особенностям их личности, конкретней — по степени их добросовестности, открытости, экстравертности, компромиссности и эмоциональной устойчивости (в науке о психологии личности этот набор известен как стандартная «Большая Пятерка» признаков). Он исходил из того почти очевидного соображения, что политическая ориентация человека (грубо говоря, его тяготение к либеральным или консервативным взглядам) должны быть как-то связаны с психологическими особенностями его личности.
Обработав собранные данные под таким углом зрения, он обнаружил, что первые три качества (в отличие от двух последних) действительно имеют явную связь с политической ориентацией человека: например, среди американских демократов (как показывают итоги голосования на многих выборах) преобладают люди с повышенной открытостью и экстравертностью, среди республиканцев же — с повышенной мерой добросовестности и ответственности (если говорить только о качествах из «Большой Пятерки». А поскольку эти качества, в свою очередь, имеют определенную генетическую зависимость (судя по данным исследований по близнецам, мера такой зависимости для открытости — 57%, для экстравертности — 54% и для добросовестности — 49%), то Иост заключил, что политическая ориентация человека и впрямь имеет определенную связь с его генами.
Развивая идеи Иоста, другие исследователи предположили, что эта связь биологически осуществляется через «нейромедиаторы» (вещества, переносящие нервные сигналы между нейронами мозга). Так, согласно теории Д. Фаулера, люди с повышенным содержанием нейромедиатора серотонина должны активней участвовать в выборах, и вот почему: на решение идти или не идти на выборы в какой-то степени влияет чувство социальной ответственности человека, а это чувство (вместе с чувством долга), судя по некоторым данным, локализуется как раз в тех участках мозга, на работу которых влияет уровень серотонина.
Другой нейропсихолог, А. Кармен, полагает, что к политике может иметь отношение также нейромедиатор допамин. Высокий его уровень вызывает у людей маниакальные расстройства и, следовательно, по мнению Кармена, может порождать стремление властвовать над миром; коли так, этот ген должен быть особенно активен, как вы уже, наверно, догадались, у консерваторов.
Нейролог Д. Амодио из Нью-Йорка считает, что различие между либералами и консерваторами должно проявляться в общем уровне мозговой активности, например, при решении задач, где речь идет о сопротивлении стереотипам, мозг консерваторов не должен быть активен, так как они сразу же соглашаются со стереотипом. В своей недавней работе Амодио утверждает, что прямые измерения уровня активности мозга подтвердили его гипотезу.
Энтузиасты «политической генетики» намерены вот-вот созвать первую конференцию, которая провозгласила бы рождение новой науки. Они подчеркивают, что их результаты могут иметь серьезное значение для анализа общественных проблем — если политические ориентации генетически обусловлены, это значит, что в любом обществе должны существовать (хотя и под разными названиями) группы, аналогичные западным консерваторам и либералам. Скептики из числа ученых, не торопясь с приговором за явным недостатком убедительных данных, отмечают пока лишь, что даже если такая связь политической ориентации с генами и будет показана, в ней не может участвовать один или несколько генов — это может быть лишь крайне сложная, косвенная и многократно опосредованная связь. Но кого энтузиастам совсем не удалось заинтересовать, так это политиков. И тех можно понять. Если энтузиасты правы и люди голосуют по указке генов, то их ничем не переубедишь, нечего и стараться; а с другой стороны, опыт показывает, что убедить людей на выборах все-таки можно, и тогда чего стоят все разговоры о генах?