Завершая резюме, авторы пишут: «Больше всего нас поразили два обстоятельства: почти полное отсутствие воздействия наказания на склонность к сотрудничеству и в то же время крайне резко выраженная склонность к наказанию. Исходя из экспериментов, проведенных нами в западных странах, мы, конечно, ожидали определенного наказания тех, кто вносил слишком мало или совсем ничего, но мы не могли даже представить себе, что участники будут наказывать — и к тому же крайне решительно — тех людей, которые вносили столько же или даже больше, чем они сами». Если перевести это на более понятный русскому читателю язык, авторов больше всего удивило, что русского человека даже угрозой наказания не удается склонить к кооперации с себе подобными (причем к кооперации, направленной, как ему внятно объяснили, на его же собственную выгоду), зато он готов сурово наказывать других (о которых зависит его выгода) — и не только тех, кто хотел бы проехаться за его счет (что естественно), но даже тех, кто готов, судя по их вкладу, вполне честно с ним сотрудничать. А уж особенно сердят его те, которые «высовываются» и «строят из себя, что они лучше других».
Думается, читатель сам найдет теперь наиболее подходящий перевод к слову spite, которым британские ученые охарактеризовали состояние души своих странных русских подопытных. Сами они пытаются объяснить свои наблюдения, как уже сказано в начале, различием в жизненном опыте между деревенскими и городскими русскими людьми, а также между воспитанными под воздействием коллективистской идеологии и теми, кто воспитался под воздействием идеологии индивидуализма. В свете перечисленных выше одинаковых главных результатов для всех четырех групп ссылка на такие различия не кажется особенно убедительной. Пусть даже «коллективистская идеология», как думают авторы, так серьезно повлияла на группу, средний возраст которой 44 года (!), что эти люди склонны наказывать тех, кто «высовывается» над уровнем коллектива, но как это может объяснить наказание тех, кто вложил вровень с наказывающим? Да и вообще степень кооперативности этой, наиболее коллективистской русской группы до наказания не так уж отличалась от кооперативности таких же групп на Западе, так что тут никак нельзя говорить о влиянии «коллективистского воспитания»!
Нам кажется, что более правы были комментаторы вроде Эрнста Фера из Цюрихского университета, который заявил, что «эксперимент Гехтера — Херрманна показал сильнейшие различия между культурами», или Марка Бьюкенена из журнала New Scientist, который свою заметку об «удивительных» результатах этого эксперимента озаглавил просто: «О происхождении человеческой злобы».
Анатолий Цирульников
Между НКВД и снежным человеком
* Продолжение. Начало — в «З-С», № 9. — 2008.
В Батагае не выветрился дух ГУЛАГа. С тех пор как в 30-е — 40-е годы тут нашли олово, построили рудник и обогатительную фабрику и завезли народ в многочисленные лагеря, мало что изменилось. Бараки среди бывшей промышленной зоны. Производство остановлено, многоступенчатая фабрика на горе как будто дремлет. Под стенами гудящей сутки напролет дизельной станции, под черным дымом котельной (такого и во сне не привидится) — спортивная трибуна стадиона, эстрада парка, детская площадка. Вернее, то, что от них осталось после августовского потопа, когда дождями прорвало, как тромб, сооруженную чьими-то умными головами прямо над поселком на сопке дамбу, и полторы тысячи кубометров воды обрушилось на райцентр. Двухметровый поток прорыл траншеи и котлованы на месте улиц и парков. Все здания были затоплены, за исключением дома Мира Афанасьевича, церквушки в барачном помещении и малинового с белыми колоннами ДК, построенного зэками. В общем, если подумать, и ГУЛАГ, и фабрика, и потоп — из одного ряда...