ПОНЕМНОГУ О МНОГОМ
Канадские исследователи установили, что чем ближе бегун находится к судье, который дает сигнал на старт из специального пистолета, тем быстрее он реагирует на выстрел и начинает бежать. Исследователи под руководством Дейва Коллинза из университета Альберты в Эдмонте изучали видеозаписи забегов на короткие дистанции на Олимпийских играх 2004 года. Они определили, что у спортсменов, находившихся дальше от судьи, время реакции было существенно ниже, чем у бегунов, занимавших ближние к судье дорожки.
Чтобы подтвердить эти данные, ученые провели ряд экспериментов, в которых приняли участие четыре спортсмена и двенадцать людей со средней физической подготовкой. Добровольцы должны были стартовать со специальной подложки, измеряющей силу, с которой они давили на нее при старте. В качестве сигнала на старт ученые использовали пистолет с регулируемой громкостью выстрела. В случайном порядке они использовали выстрелы громкостью от 80 до 120 децибел. По итогам эксперимента была составлена зависимость скорости реакции и силы движения от громкости звука. Она оказалась такой же, как и у спортсменов на Олимпиаде.
В предыдущих исследованиях было показано, что громкий звук способствует уменьшению времени реакции и увеличению силы движения. Результаты ученых показали, что в случае, если звук вызывает испуг или стресс, время реакции уменьшается еще сильнее.
Авторы работы считают, что их результаты могут иметь практическое значение не только для спорта, но и для медицины. В частности, громкий звук можно использовать для лечения больных паркинсонизмом. Для них характерен так называемый синдром замораживания, когда больной хочет двинуться, но не может. Уменьшение времени реакции, связанное с громким звуком, помогло бы преодолеть «мозговой тормоз».
Татьяна Заславская
Партийная инквизиция
Продолжение. Начало — в «З-С» № 10, 2008.
13 сентября 1983 года состоялось заседание бюро Новосибирского обкома КПСС, в повестке дня которого был вопрос «О крупных недостатках в подготовке работ к публикации и хранении служебных материалов в ИЭиОПП СО АН СССР». В этот день Абел заехал за мной в больницу, и мы направились в обком, как нас просили, к пяти часам вечера. Когда мы приехали, заседание уже шло, но до нашего вопроса дело дошло лишь в девятом часу вечера, когда мы уже совсем истомились. Разумеется, организаторы заседания знали, когда примерно он будет обсуждаться, но сочли нужным подержать нас несколько часов в ожидании, чтобы мы знали свое место. Но по сравнению с самим заседанием это была лишь милая шутка.
Судилище продолжалось более часа. Вначале второй секретарь обкома Колесников дал уничтожающую политическую оценку не только моему докладу и нашему семинару, но и общей деятельности института под руководством Аганбегяна. Наши действия были названы антипартийными и антисоветскими. Для того же, чтобы пересказать все его ругательства, в моем лексиконе не хватает слов. Потом выступил заведующий отделом науки Головачев, в числе прочего сообщивший, что не имел возможности лично присутствовать на семинаре. Когда я услышала эти слова, то буквально подскочила на месте. Я не понимала, как он смеет так нагло врать, да еще в нашем присутствии. Аганбегян схватил меня за руку и сказал: «Сиди и не дергайся!» Но меня буквально распирало от негодования, и за неимением другой возможности я демонстративно повернулась спиной к докладчику и больше на него не смотрела. Роль третьего «прокурора» сыграл главный цензор области, член бюро обкома Ващенко. Он особенно хорошо подготовился к заседанию, собрав воедино все тексты, изъятые его сотрудниками из журнала «ЭКО» за 10 — 12 лет. Букет, конечно, получился пышный, так что на голову Аганбегяна как главного редактора было выплеснуто даже больше помоев, чем на мою. В целом у меня осталось впечатление, что нас полтора часа топтали ногами, не давая возможности ни защититься, ни ответить. Такого унижения я не переживала никогда.