Что же касается лиц, ответственных за разрушение исторически сложившейся системы сельского расселения, а вместе с ней и веками формировавшегося уклада сельской жизни, то первая роль здесь принадлежит самому Хрущеву. В речи на Пленуме ЦК КПСС 29 декабря 1959 года он заметил: «Конечно, сейчас нельзя навязывать колхозникам, например, многоэтажные дома. Они не привыкли к этому. Но нам самим надо держать курс на это; не сегодня, так завтра мы подойдем к этому вопросу вплотную. Содержание многих разбросанных жилищ обходится дороже, чем собранных в одном месте... Речь идет о том, чтобы взамен старого села, сложившегося в условиях единоличного крестьянского хозяйства, построить новое социалистическое село».
В то время я была поглощена изучением оплаты труда в колхозах и не имела ни малейшего отношения ни к каким расселениям. Изучать сельское расселение (а не давать собственные рекомендации!) я начала в середине 70-х годов в рамках системного описания сельского сектора России. За 10 лет до этого села и деревни страны уже были официально разделены на «перспективные», «ограниченного развития» и «неперспективные». Это была та историческая и социальная данность, которую мы должны были изучать.
Коллективный же доклад по перспективам развития советской деревни до 1990 года, на который обрушился А.С.Салуцкий, был подготовлен комиссией, созданной в 1972 году Президиумом Академии наук в связи с заданием Совета министров СССР. Формальным руководителем этой комиссии был назначен директор Института социальных исследований М.Н.Руткевич, я же была его заместителем. Но Руткевич, никогда не изучавший село, сразу же передал руководство мне. В результате достаточно долгой, интенсивной и интересной работы комиссия разработала трехвариантный прогноз развития советской деревни до 1990 года, в зависимости от объема капитальных вложений, которые будут выделены на это государством. Расселенческую часть нашего прогноза готовили крупные специалисты в этой области — профессора С.А.Ковалев и В.Р.Беленький. В соответствии с этим прогнозом действительно предполагалось дальнейшее сокращение числа сельских поселений, так как приостановка этого стихийного процесса требовала громадных капитальных вложений, рассчитывать на которые не приходилось. Мы предполагали, что за период с 1970-го по 1990 год число сельских поселений страны сократится с 469 до 290 тысяч. А фактически уже в 1984 году в СССР было 292 тысячи сельских поселений, так что если прогноз и грешил, то, скорее, в сторону оптимизма.
Но Салуцкому это было не интересно, он имел «ответственное задание» и не покладая рук выполнял его на протяжении 17 месяцев — с декабря 1988-го по апрель 1990 года. Для меня этот период стал одним из самых тяжелых. Где бы я ни появлялась в эти месяцы, с какими бы людьми или организациями ни общалась, рано или поздно мне обязательно задавался вопрос, действительно ли я «погубила российскую деревню» и как мне это удалось. Я постоянно чувствовала себя, словно обмазанная дегтем деревенская потаскушка.
Историю моей борьбы с Анатолием Салуцким и его высоким заказчиком я могла бы вслед за Солженицыным назвать «Бодался теленок с дубом». Перед Салуцким были открыты двери всех московских газет, его клевета откровенно поощрялась. В общей сложности в разных газетах было опубликовано около десятка статей Салуцкого, одна грязнее другой. Я же, народный депутат СССР и академик АН СССР, не могла выступить ни в одной газете, включая самые дружественные «Известия». Сотрудница газеты Е.Н.Манучарова делала все возможное, чтобы морально меня поддержать и помочь мне научно «отмыться», но редколлегия не пропускала ее материалы в силу настолько «высокого» запрета, что пробить его удалось только в 1990 году. Ни одна газета не решилась опубликовать и статьи убедительно выступивших в мою защиту профессоров В.Р.Беленького и С. А. Ковалева, как и статью двух незнакомых мне авторов — инженера- землеустроителя, к.э.н. В.П.Прошлякова и агронома Я.П.Гординского. Последний, будучи лет на 20 старше меня, прекрасно знал истинную историю разделения деревень на «перспективные» и «неперспективные», с которой я не была знакома. Он даже пригласил меня к себе домой, дабы поведать эту историю.