И борьба параноика со всем миром} говорит Ганнушкин, вовсе не бесперспективна, в ней «параноик часто проявляет большую находчивость: очень умело отыскивает он себе сторонников, убеждает всех в своей правоте, бескорыстности, справедливости и иной раз, даже вопреки здравому смыслу, выходит победителем из явно безнадежного столкновения именно благодаря своему упорству и мелочности».
Чтение этого отрывка приводит на память известное утверждение немецкого психиатра Шнейдера: психопатия — это такая патология, от которой страдает не только больной, но и окружающие его люди. Иллюстрация этого утверждения, принадлежащая Ганнушкину, приобретает зловещий смысл в свете того факта, что книга русского психиатра была закончена в 1938 году, когда величайший из параноиков (диагноз, как известно, поставил Бехтерев) окончательно «вышел победителем».
Кемпиньский же писал в более «вегетарианские» времена.
Обычный (здоровый) человек располагает достаточным ресурсом доверия к людям, его удовлетворяет внешняя картина жизни, достаточно того, что другой человек предлагает для всеобщего обозрения. Жизнь в обществе предполагает некоторую поверхностность отношений между людьми.
Параноик — это человек, который сильнее чувствует тайну, скрытую в другом человеке, и истолковывает ее всегда как опасную для себя. Способ мышления параноика напоминает судебный процесс, в котором в расчет принимаются только факты. Каждое событие в их представлениях соответствующим образом задумано, запланировано и организовано. Спонтанности, случайности, человеческим страстям, тому, что на обыденном языке называют «психология», места нет. Если кто улыбнулся, то наверняка с задней мыслью, какая-то за этим кроется цель; если постигла неприятность, то это не случайно, это определенный пункт в общем плане уничтожения.
В параноидальной личности много такого, что типично для шизофрении. Но если шизофрения раскалывает психику, то здесь происходит гиперинтеграция. Под напором враждебных сил параноик собирается, он целеустремлен и напорист. В этом он напоминает эпилептоида. Система ценностей его стабильна и нерушима, по латинской поговорке: «Пусть погибнет мир, но справедливость восторжествует».
Можно предположить, что гиперинтеграция — защитная реакция на страх перед социальной средой. Этот страх составляет как бы ось переживаний людей параноидального склада: он свидетельствует о том, что человек не в состоянии построить свои отношения с окружающими. Бескомпромиссная последовательность помогает противостоять распаду психики. В угрожающей ситуации человек не чувствует себя потерянным, если видит цель (даже если цель лишена смысла).
Легкая склонность к бредообразованию — вещь обычная не только в жизни отдельного человека, но и в жизни общества. Мы не можем до конца узнать тех, с кем нам приходится вступать в разного рода отношения, в том числе служебные. Поле для бредовых построений здесь широчайшее, собственные желания. эмоциональные установки мы проецируем на человека, которого в действительности почти не знаем. Достаточно одного слова, жеста, гримасы — и концепция готова.
Человек не терпит неизвестности. Впрочем, не только человек — понаблюдайте, как тщательно собака или кошка исследует новую территорию. Социальная среда сплошь покрыта белыми пятнами, которые и заполняются бредовыми построениями. Необходимые условности, которыми обставлена жизнь в обществе, тоже разжигают интерес: а что там, под маской? Человек легко наделяет других собственными мыслями и чувствами. А поскольку владеет им не одна только любовь, колорит порождаемых воображением образов может быть довольно мрачным. Что не всегда соответствует действительности.
Чаще всего в разного рода кознях и махинациях подозревают людей, отделенных от нас социальными перегородками, отношениями власти и подчинения. Людям, выросшим в отличных от наших культурных традициях, приписываются самые фантастические черты. Классический пример — евреи, которые на протяжении тысячелетий имели «счастье» принадлежать к национальным меньшинствам и жить в гетто. Когда больной шизофренией начинает делать открытия, касающиеся хорошо знакомых людей, мы относимся к этим открытиям, как к бреду. Но это не мешает нам делать такие же открытия в отношении чужаков, принадлежащих к иным, чем мы, социальным или культурным группам.