Этот феномен был замечен на Западе лишь в результате иранской революции, которая стала наиболее драматичным (хотя, быть может, и не самым типичным) его проявлением. Сегодня его нередко определяют, как «фундаментализм», хотя этот термин несколько сбивает с толку. На Западе «фундаменталистами» называют тех, кто защищает все традиционное, в первую очередь религиозную доктрину, оберегая ее от каких бы то ни было попыток смягчить ее и приспособить к обстоятельствам современной духовной жизни. Фундаментализм, распространенный в мусульманском мире, тоже выступает против «разбавления» и выхолащивания религиозной доктрины. Но не на этом сосредоточена его основная активность. Главной областью, в которой он дает о себе знать, является проходящая внутри самого ислама граница между высокой и массовой, или низовой культурой. В первую очередь он озабочен борьбой со всякого рода простонародными искажениями ислама, с необоснованными предрассудками и незаконными ритуальными дополнениями.
Уходящее корнями в историю противостояние высокого и низкого ислама позволяет объяснить исключительную жизнеспособность этой религии.
Формально говоря, в исламе нет духовенства. Церковь в нем не отделена официально от общества, так же как не отделена она и от государства. В отличие от других цивилизаций, здесь нет такого центра, который бы сохранял, поддерживал и сообщал человеку Идеал — будь то в политической или религиозной сфере. Если кто-нибудь и выступает в этой роли на практике, то это ученые, книжники, своего рода богословы- законники — улемы. Но они не образуют отдельной священной касты или страты. Все, на что они претендуют, это ученость, знание зафиксированного в текстах идеала (закона) и вытекающая отсюда готовность воплощать и применять этот идеал на практике. Что же касается представителей политической власти, то следование священному закону возлагается на них как обязанность, но они не рассматриваются при этом сами по себе ни как проводники этого закона, ни тем более как его творцы. Как и все остальные люди, они должны соблюдать закон, не будучи ни его источником, ни нормой.
Как заметил востоковед Майкл Кук, ислам соединяет в себе теоцентризм христианства с законничеством иудаизма. Результатом такого соединения становится проект общественного устройства, который оказывается заведомо выше всякой, в том числе политической власти. В тех случаях, когда трансцендентальный Закон не может быть извлечен из первоначального, неизбежно ограниченного Учения, его следует искать в трудах знатоков и толкователей священного текста, а также в Предании, которое обычно возводится к самому Пророку, к суждениям и поступкам Его и его Спутников. Из этих составляющих и складывается нормативная модель, которая соотносима с текстами, включающими само Учение и его комментарии, но не с субъектами политической власти. При этом значение, придаваемое письменным источникам, неизбежно повышает социальный статус людей, владеющих грамотой,— ученых, книжников. Таким образом, задолго до того, как были сформулированы современные идеалы разделения властей и конституции, они уже присутствовали — в своей религиозной версии — в исламе. Действительно, законодательство было отделено от исполнителей, ибо оно заведомо относилось к сфере божественного, а сама догма выступала прежде всего как основной закон жизни общества, его конституция.
Поскольку ученые происходили, как правило, из городской купеческой среды, религиозная доктрина, которую они разрабатывали, была пуританской, трезвой, уравнительной и не оставляла места для экстатических проявлений. Это была религия, сфокусированная на священном тексте и ориентированная на нормотворчество. Вероятно, такой стиль исповедания веры соответствовал темпераменту ученых, людей знания. Вероятно также, что на него были спроецированы ценности, укорененные в образе жизни породившей его городской буржуазии.
Как бы то ни было, такой религиозный стиль в значительной степени (или вовсе) шел вразрез со вкусами и потребностями сельского населения, которое до недавнего времени было в основном организовано в Локальные самоуправляемые родоплеменные сообщества. Эти сельские жители в большинстве своем были неграмотны и не имели ни желания, ни возможности посвящать свободное время изучению богословия или юриспруденции. В чем они действительно нуждались, так это в специалистах, которые могли бы поддерживать и совершать ритуалы, скрепляющие целостность локальных сообществ, обеспечивая таким образом стабильность и безопасность. Иными словами, им нужна была религия, способная обозначить временные и пространственные вехи существования социума. И если не было священнослужителей, готовых создавать такую «разметку», тогда их надо было придумать. Именно это и происходило в действительности.