У «Инкануса» был только один недостаток, зато я сразу его ощутил на себе. Он был рассчитан на людей. Поэтому нижняя ступенька приходилась мне как раз под жилет. Опираться руками я не хотел, просить помощи было неловко, а экскурсовод и несколько «внучат Сарумана» — видимо, экскурсантов — с любопытством пялились на меня, но ничего предпринимать не спешили. Я начал злиться.
В это время из ворот появился давешний старик. Он огляделся и по прямой двинулся к автобусу. «Неужто и он в Мордор?» — с каким-то мистическим ужасом подумал я. И верно, он помахал путевкой в сторону «дунаданца» в кожаных доспехах, тот кивнул и сделал приглашающий жест. Я стоял у ступеней и вертел головой то на старика, то на автобус.
Старик сразу верно оценил обстановку.
— Разрешите вам помочь? — спросил он меня.
И снова та же неведомая музыка перекрыла хрип мегафона, хихиканье айзенгардок, звук мотора, и что-то поплыло у меня в голове, какие-то пейзажи, лица, запахи... Ничего подобного я не видал и не слыхал...
Ничему не поверю, ничем не прельщусь,
Кроме этого звонкого чуда.
Эта музыка дымом летит к облакам,
Перелетных лишая обзора.
Эти звуки победно парят в вышине
И бравурно слетают оттуда,
По пути поглощая небесную ткань
И рождая моря и озера.
Не имеет пределов, не знает границ
Эта страстная властная лира,
Сопрягая мучительный голос низин
С перезвоном заоблачной тверди.
Словно тайные темные соки Земли,
Растворяясь в гармонии мира,
Создают эту боль, но не скорбь, этот сон.
Но не смерть, а движение к смерти.
Уж не эта ли сладкая влажная даль,
Не одна ли она, не затем ли
От занятий моих отрывала меня,
Вырывала меня из объятий,
Чтобы плыть во всю прыть, во всю мочь,
на всю ночь,
Открывая все новые земли?.,
А когда исчерпаются сипы мои,
Отчего бы и жизнь не отнять ей ?*
* Стихи Михаила Щербакова
И вдруг все куда-то делось, и оказалось, что я стою на верхней ступеньке экипажа, а старик прошел дальше по салону и ищет свое место по билету. Я строго посмотрел на экскурсовода, который убирал в кабину мегафон.
— Извольте найти приставную лестницу, сударь,— сказал я ему.— Я не желаю ни терпеть неудобств в поездке, ни доставлять их окружающим!
Тот был явно недоволен, но "бизнес есть бизнес", и он сбегал куда-то в диспетчерскую и принес легкий алюминиевый складной трап. Я кивнул, посмотрел на номер места в билете и пошел усаживаться.
Мое место оказалось рядом с какой-то теткой из Айза, она все время вертелась, оглядывалась, шуршала ярким платьем с огромными цветами, гремела украшениями и благоухала духами «Орофарнэ». Может быть, кому-то и нравится запах цветущей рябины, но все же не в такой концентрации. Тетка явно отбилась от своих, и ей было уже скучно.
Сзади слышались какие-то оживленные переговоры. Видимо, компания сваталась с кем-то о перемене мест. Потом тетка радостно взвизгнула и привскочила. «Ага, кто-то поменялся»,— подумал я. И тут... на место айзенгардки пришел серый старик. Он вежливо и изящно пропустил ее в проход, обменялся с ней билетами, слегка поклонился и обернулся ко мне.
— Вы не будете возражать, если я сяду с вами? — тихо спросил он.
Никакой музыки я на сей раз не услышал, потому что меня переполнили радость и любопытство, которое я до сих пор старательно от себя скрывал.
— Что вы, наоборот, очень приятно,— сказал я, еле удерживаясь, чтобы не прижать обе ладони к груди.— Вас пропустить к окну?
Старик как-то двусмысленно посмотрел на меня — похоже, ему стало смешно.
— Благодарю,— сказал он.— Отсюда все очень хорошо видно. Позвольте представиться — Келеборн.
— Рэнди,— ответил я.— Очень приятно познакомиться.
Тут автобус взял с места, и вместо приличествующего моменту поклона я хлопнулся на мягкое сиденье. Экскурсовод врубил трансляцию, и разговор стал временно невозможен.
Продолжение следует
МОЗАИКА
В Калифорнии каждые четыре года проводится конкурс чучел, призовому фонду которого в четыре миллиона долларов могут позавидовать многие гораздо более престижные соревнования.