— Немедленно уходим отсюда. Это злые чары непонимания. Неужели вы не заметили... ну, да я сам виноват. Я перестал чувствовать ваши мысли у подножия, а вы, наверное, чуть позже отключились от меня. Это же сердце Мордора. Как я мог предположить только, что тут все чисто?!
— Я эльф? Я — идиот! — гаркнул я и облегченно расхохотался. Келеборн оскалил белые, совсем не стариковские зубы, помотал головой и потянул меня за руку.
— Погодите,— сказал я.
Я подошел к водиле и вывел его из транса зеленой бумажкой. Тот завел свою колымагу, и мы с пыльным ветерком скатились с Огненной Горы и благополучно прибыли в отель. От подножия было видно, как высыпали наружу экскурсанты, наверное, как раз кончилась дискотека. Но между мной и водилой чары понимания были очень прочно установлены зеленым талисманом.
В отеле я завалился в ванну и пустил воду похолоднее. Потом я стал думать на разные темы: что делать с красным как рак эльфом, чего бы пожрать и т. п. Поскольку у меня давно вошло в привычку повсюду таскать с собой телефон, то я позвонил и заказал подать через полчаса два фунта сметаны. Я вспомнил, что широкие девицы считают ее главным противоядием от загара. Для конспирации добавил заказ на пять фунтов клубники и фунт сахарной пудры, а потом еще пломбира.
Когда со всем этим добром я стукнулся в соседнюю дверь, она открылась сама. Келеборн нашелся в ванной, явно отмытый и снова лохматый. Все мои вчерашние труды были сведены на нет махровым полотенцем. Эльф стоял, почти упершись носом в зеркало, и мрачно изучал свое отражение. Цвет лица у него был такой, что мне вспомнилась перенесенная в детстве краснуха.
Сначала он не соглашался подвергнуться обработке сметаной, потому что, во-первых, не признавал прокисших сливок за продукт, а во-вторых, просто не желал ими пачкаться. Я пообещал ему, что он рискует стать первым в мире веснушчатым эльфом. Он спросил, что это такое. Я сказал, что это такие пятнышки, с которыми его мать родная не узнает. Я полистал рекламные проспекты, валявшиеся в номере повсюду, и в одном нашел фото вполне симпатичной человечки с веснушками. Келеборн посмотрел, закрыл глаза и сказал:
— Делайте что хотите, Рэнди. Это невозможно допустить.
Я тщательно заштукатурил его половиной сметаны, а остаток смешал с ягодами и сахаром. Пока блюда настаивались, я сунул в руки Келеборну креманку с пломбиром и ложку. Глаза он открыть не мог, потому что на веках лежал дюймовый слой жирной густой сметаны. Однако пломбиру воздал должное без потерь. Я с трудом сдерживал смех, глядя на него. Потом вдруг вспомнил, что тоже слегка обгорел, хотя работа в «Дориате», конечно, выдубила мне шкуру. Тогда я зачерпнул ложку смеси и размазал себе по физиономии. С сахаром держалось хорошо, а созерцать меня было некому. Келеборн тем временем начал как бы таять, сметана потекла ему за воротник, закапала на ковер, на кресло... Я уже не мог сдерживаться и фыркнул вслух, да тут еще Келеборн спросил, в чем дело, и слизнул часть сметаны у себя из-под носа. Я ржал и ничего не мог объяснить. Вдруг в дверь постучали.
Пришел экскурсовод с айзенгардской парой. Все трое с порога начали укорять нас за угон телеги и грозить санкциями типа «сообщить по месту работы». Я представил, как получаю «телегу» на самого себя, и заржал еще громче. Потом подумал, как будут счастливы получить бумагу на Келеборна где-нибудь в Калакирии, и чуть не лопнул. Чем громче я ржал, тем сильнее возмущались айзенгардцы. Экскурсовод, однако, давно замолчал и внимательно осматривал меня и номер. Моя тонированная клубникой личность ему не понравилась, но Келеборна он просто-таки испугался, когда эльфу надоело слушать визг, и он воздвигся над креслом и подошел поучаствовать в конфликте. До сих пор его не было видно от двери за высокой спинкой, а дальше я посетителей не пускал. Эльф протер в сметане дырки для глаз и приближался каким-то кошачьим шагом, облизывая на ходу пальцы. Зрелище не для слабонервных. Айзенгардцы смолкли и выкатились. «Дунаданец» оказался посмелее, повторил Келеборну вкратце претензии и попросил нас не совершать антиобщественных поступков. Келеборн сделал еще шаг вперед, и экскурсовод, видимо, вспомнив судьбу лампочки над прудом, исчез в коридоре, не забыв прикрыть за собой дверь.
Клубнику я доел один и с испорченным настроением. Эльф залег вроде бы спать — лежал на кровати и молчал до вечера.
Явился коридорный с ужином и со счетом. Туда были включены и проводка, и аренда телеги, и ковер в сметане. Я подписался и выгнал его, пригрозив еще и зеркало разбить. Он выскочил и крикнул из-за двери, что отправление автобуса в 23 часа.