- Ой, гляди! - вдруг кричит Степанёк и толкает Лялю под локоть, - Гляди!… - и он тычет куда-то вдаль коричневым пальцем.
Ляля смотрит в ту сторону.
…Под натянутыми парусами плывут в море три широкодонные лодки. Паруса вздуваются. Меж парусов мелькают чёрные пятнышки… Шапки! Такие же, как у бабушки.
- Сущевские! - говорит старик.
- Бабушка! - кричит Ляля. - Ба-а-а!
- Как же ты эдак-то вот издалече бабку-то опознала? - смеётся старик. - Видать, что глаз1 у тебя соколиный.
- Ба-а-бушка! - кричит Ляля.
- Пошибче крикни! - советует Степанёк-И Ляля кричит так шибко, что на глаза у
ней набегают слёзы.
Но с лодок не отзываются. Наверно, бабушка ничего не слышит, хотя её лодки уже совсем близко от «Ефросиньи». Они рассекают тихую воду, и волны, которые они раз-гоняют в стороны, начинают подбрасывать и качать спокойно стоящую на якоре «Ефросинью». Быть может, под «Ефросиньей» прошла та волна, которая добежала от бабушкиной лодки!
- Ба-а-а! - опять кричит Ляля. - Бабушка!
Лодки вдруг останавливаются. Они становятся на якоря у огромных и толстых свай,. вколоченных в дно моря. Меж свай аккуратным квадратом протянуты четыре толстых верёвки.
- Налегай! - кричит Степанёк, прыгая на. скамейке.
И люди в лодках, словно услышав его команду, приподнимают канаты.
«Рыбу будут колотить, как дед Василий», - думает Ляля и отчего-то зажмуривается.
Но когда она открывает глаза, ей становится видно, что рыбаки на бабушкиных трёх лодках и не думают колотить рыбу баграми. Перекинувшись через борта своих широкодонных лодок, они медленно приподнимают канаты. Что-то клокочет, бьётся, бурлит меж сваями. Море ходит в этом квадрате мелкою зыбью, взрывается фонтанами белой пены, словно кипит.
- Видать, косячок поймали, - с досадою говорит старик и, прижав ко лбу козырьком ладонь, внимательно смотрит в сторону бабушкиных трёх лодок.
Ляля гоже делает из ладошки козырёк и смотрит на лодки. Ей видны только согнутые спины да края чёрных морских шапок.
Нет, наверно, бабушки здесь нет. Была бы она на лодке, так услыхала бы, как Ляля кричала.
- Подтягивайся к верёвке! - вдруг слышит Ляля знакомый, охрипший от ветра голос.
Медленно, словно нехотя, огибают лодки высокие сваи. Люди в лодках держатся за канаты, и вот уж борта лодок почти совсем привалились к канатам…
- Майна! - командует бабушкин голос, и все руки разом приподнимают канат.
Канат показывается над водой, и Ляле становится видно, что вслед за ним волочится из моря тяжёлая сеть. Она так и ходит, так и рвётся из рук рыбаков. Что-то плещет, кишит в сети…
- Ой-я! - кричат рыбаки на лодках. - Ойгя!… Один молодой и высокий голос словно летит над другими, тяжёлыми.
- Гунтэри подтягивай! - командует бабушка гулким, похожим на эхо голосом.
И два рыбака берутся разом за толстую сваю.
- Хорош! - кричит бабушка. - Начинай!
Над бортом лодки взвивается первый сачок. Сачок опускается в сеть, чуть приподнятую рыбаками над морем. Он полон рыбы. Из всех трёх лодок опускаются в сеть сачки. Рыбы падают на дно лодок. И вот уже кажется, в лодках и места больше для рыбы нет, а она всё льётся да льётся в лодки из огромной сети - котла.
Рыбаки что-то громко и дружно кричат, а что, разобрать нельзя.
- У-уф! - слышится Ляле.
Ей теперь уже не кажется, что это выкрикнули разные голоса… Все руки, сколько их есть на лодках, движутся одновременно. Все голоса, слившись в длинный, протяжный и слитный голос, разом кричат: «У-уф».
Люди в лодках приподнимают в последний раз почти опустевшую сеть. На дне сети полощется рыба. Сеть подкидывают, и остаток рыбы плюхается на дно лодок. Рыбаки забрасывают обратно в море пустую сеть-Края у неё обвешаны мелкими камешками.
Сеть уходит глубоко под воду, взметнув над собой хоровод фонтанчиков.
И опять видно только, как плавают меж четырёх столбов четыре каната.
Лодки движутся к берегу. Дед Василий глядит им вслед.
- Эх, и везёт сущевским! - говорит он, вздохнув. - Улов-то какой! Видать, сплошняком судак… Первый в путину котёл выбрали…
Подумав, он печально насаживает на крючья подвешенные к канату несколько мелких рыбёшек из ведёрка и садится на вёсла. «Ефросинья» движется к берегу.
Вот уж виден мысок, поросший травою и камышом. И берег виден. Мелькает издалека длинный стан посредине берега. Вот плита-Кухарка…
- Изъясниться, чтой ли, с сущевской! - глядя на Лялю, задумчиво говорит старик.
- Чего ж не поговорить! - соглашается Степанёк.
Дед Василий задумывается. Он думает долго.