Присяжных заседателей было двенадцать. Два крупных торговца кожами, аптекарь. пастор из прихода на Парк-Авеню, владелец «Атенеума» Тэрнэр, ярый ненавистник негров, кузнец Милло - отец Долговязого Лори, управляющий заводом Милларда Коттон, агент по продаже недвижимости, человек недалёкий и равнодушный ко всему, кроме собственного благосостояния, банковский клерк, два фермера, арендующие земли у Большого Босса, и мисс Вендике.
Задолго до начала заседания зал суда был переполнен.
В первых рядах сидела публика из Верхнего города со своими великосветскими приятелями, специально приехавшими на процесс знаменитого негритянского певца. Парк Бийл восседал со всем своим семейством и приготовлялся смотреть на судебную процедуру, как на интереснейший матч. Он мысленно прикидывал силы прокурора и защитника, приехавших из Нью-Йорка. Разумеется, защитнику, скромному, бледному человеку со сдержанными движениями, не выстоять против щеголеватого, уверенного в себе прокурора.
Если бы оказался подходящий партнёр, Парк Бийл непременно заключил бы с ним пари и поставил бы крупную сумму на прокурора. Это было бы верное дело, но все понимали, что шансы прокурора намного выше, и никто не стал бы спорить с Бийлом и просаживать так глупо свои деньги.
Задние ряды были заняты Горчичным Раем. Здесь находились все друзья обвиняемых. Прижавшись к Салли, сидели Василь и близнецы Квинси. Все эти дни перед судом они провели в доме Робинсонов, и Салли стала для них как бы второй матерью.
Василь ещё крепился и старался сохранить хоть видимость спокойствия. Зато Вик и Бэн Квинси выглядели совсем несчастными, когда полисмены ввели подсудимых, Бэн не выдержал и закричал сквозь слёзы:
- Папа, папа, мы здесь!
Зал сотнями глаз уставился на подсудимых.
Джим Робинсон вошёл так, как, вероятно, входил он на все эстрады мира: полный самообладания.
Тотчас же за Джимом, стараясь во всём подражать ему, спокойно и бесстрашно глядя на публику, вошёл Чарли. В зале пронёсся гул. По газетам, племянник певца был дюжим парнем разбойничьего вида, с повадками гангстера. Тут же, перед публикой, стоял ток-кий, как тростинка, мальчик с живым и привлекательным лицом, с высоким, умным лбом, над которым вились блестящие чёрные волосы.
У Ричи в тюрьме отросли маленькие усики, и это придавало ему бравый и военный вид.
Иван Гирич шёл, хмуро и неподвижно глядя перед собой, и когда кто-то из передних рядов кинул ему: «Большевик!», - он даже не повернул головы. Зато Квинси озирался по сторонам с самым безмятежным видом. как будто он пришёл поглазеть на какое-то интересное зрелище. Он сразу насторожился, услышав голос Бэна, и ободряюще махнул сыновьям рукой.
Фотографы и кинооператоры проворно выскочили вперёд, защелкали объективами, закрутили ручки киноаппаратов. Заняли свои места секретари, стенографисты и судебный распорядитель.
- Суд идёт. Прошу встать! - громко объявил он.
Все встали. При общем молчании вошел судья Сфикси, ещё более одутловатый, чем всегда. Он занял кресло под двумя скрещенными флагами - США и штата. Заняли свои места и прокурор с защитниками. С шумом расселись за барьером присяжные заседатели. и один из торговцев кожей тотчас же начал жевать резинку.
Джим Робинсон внимательно оглядел состав суда. Молодой защитник так заметно волновался, что Джиму захотелось его ободрить; он кивнул и улыбнулся молодому адвокату, и тот мгновенно просиял.
- Бедняга, ему так хочется помочь нам всем!… Но, боюсь, все его усилия напрасны… Здесь всё уже предрешено, - успел сказать Джим Робинсон учителю.
Секретарь, худосочный юноша, зачитал гнусаво и неразборчиво постановление суда о вызове свидетелей: Ньюмен, его помощник Кольридж, только что оправившийся от раны, нанесённой ему подсудимым Ричардсоном; директор школы Мак-Магон; преподаватель Хомер, миссис Кристина Причард; мисс Патриция Причард…
При этом имени Чарли вздрогнул. Пат здесь?! Он её увидит! Значит, она хочет выступить, защитить его. Она хочет опровергнуть ту гадкую ложь и клевету, которую писали газеты. О, Пат, молодец! Значит, он, Чарли, не ошибся в ней! И какая она смелая, какая честная!
Чарли не обратил внимания на то, что все названные имена представляли свидетелей обвинения.
Свидетелей, вызванных защитником, оказалось смехотворно мало. Защитник не мог рассказать залу о том, как отводил судья всех, кого он просил вызвать.
Обвинительное заключение прозвучало так, как будто на скамье подсудимых находились не знаменитый певец, мальчик, молодой учитель и двое рабочих, а по крайней мере матёрые политические диверсанты, вооружённые до зубов; Измена, тайный заговор, покушение на убийство…