С высоты взглянуло солнце
На искусную работу,
На оправе филигранной
Жаркий луч затрепетал.
Просит солнце:
- На узоре
Помести мой лик лучистый,
Я даю земле цветенье,
Обогрел мой свет поля.
На черёмухе душистой
Соловья он слышит пенье:
- Посади меня на ветке
Возле звёздного Кремля!
Низко клонится пшеница:
- Я созрела для народа,
Я хочу, чтоб на подарке
Вождь меня увидеть мог.
- Не забудь про новостройки!
- Не забудь огни заводов, -
Слышит мастер издалёка
Нарастающий гудок.
Старый мастер улыбнулся,
Трубку закурил в молчаньи.
Головой кивнул, услышав
Этих просьб согласный хор.
Стаи птиц у стен Кремлёвских,
Солнца яркое сиянье,
Шелестящие колосья
Вплёл он в праздничный узор.
Вождь увидит на подарке
Всё, чем наша степь богата:
Корпуса заводов новых
И колхозные стада.
И на самом видном месте,
Посреди, стоят два брата:
Русский брат дал руку дружбы
Нам, бурятам, навсегда.
Перевела с бурят-монгольского
Т. Стрешнева
ДВЕ ПОБЕДЫ
Рассказ А. Некрасова
Рис. Б. Винокурова
Лет двадцать назад на Дальнем Востоке у меня был друг Алёша Мордвинов.
В то время я плавал третьим помощником капитана на маленьком зверобойном боте. Алёша поступил к нам механиком и как-то сразу «пришёлся» и к людям и к кораблю.
Ему было лет двадцать, не больше, но он многое знал и за что бы ни брался, всё у него получалось. Любое дело он доводил до конца и этим сразу завоевал уважение товарищей.
В первый же день он смело разобрал до основания наш старенький двигатель и две недели, пока мы стояли в порту, буквально не вылезал из машины. Его помощники поворчали, конечно, но зато с тех пор я не помню случая, чтобы машина на нашем боте хоть немного закапризничала. Она работала безотказно и слушалась Алёшу, как живая. Впрочем, это и неудивительно: Алёша Мордвинов был потомственный механик-дизелист, из Сормова родом, а там, в Сормове, в дизелях понимают толк!
Два года мы с Алёшей плавали на одном судне, жили одним делом, спали в одной каюте, голова к голове, ели с одного стола и, конечно, стали друзьями. Мы много пережили вместе, вдоволь натерпелись от моря, но зато много видели и хорошего, такого, что и сейчас вспоминается, как чудесная сказка. Одни льды чего стоят! Бывало, летом заберёшься на мачту, посмотришь: до самого горизонта ровное поле, светлое, как серебро, да кое-где изумрудные жилки изломов. Простор необъятный!
А зимой… Холодные, грозные льдины обступят со всех сторон. В непроглядной черноте полярной ночи льды стоят, как тёмные стены. Вот-вот сомкнутся, раздавят… И вдруг всполыхнёт сияние, всё вокруг заискрится, засверкает, заиграют хороводы цветных огней, точно кто щедрой рукой сеет по льду самоцветные камни…
А бури-тайфуны, разве мало в них своей мужественной красоты? Стоишь вот так на палубе, среди бушующего океана. Хлещут волны. Ревёт, надрывается холодный ветер, грохочут льды.,,
Порой трудно, ой, как трудно бывает в море! Вотчвот, кажется, сомнёт, опрокинет, сотрёт в порошок утлое судёнышко… А ты стоишь и знаешь: ты не один, рядом товарищи. И руль в надёжных руках, и путь выбран верно, и машина не сдаст. И знаешь ещё, что в тебя тоже верят. И как бы ни злилась буря, пусть злится, всё равно не сдадимся, не отступим, победим!
Вот эта вера в победу так поднимает в трудную минуту, что потом на всю жизнь такие минуты остаются в памяти, как большой праздник.
Таких минут мы вместе с Алёшей тоже пережили немало, и, должно быть, поэтому нам казалось тогда, что дружба наша навек.
Но случилось так, что пути наши разошлись. Мы, конечно, писали друг другу, сначала часто и помногу, потом всё короче и реже… Потом как-то случайно встретились в чужом далёком порту. Обнялись, посидели вечерок, вспомнили старину, а наутро он ушёл со своим кораблём на восток, я со своим - на запад. Потом слышал я, будто он в Сормове, инженером на заводе. А дальше мы совсем потеряли друг друга.
С годами иные пришли заботы, другие люди встали кругом. Вчерашний день отступил далеко-далеко. Новое, сегодняшнее захлестнуло с головой. И вот недавно я попал в Сормово. Попал и - каюсь - не вспомнил бы старого друга!
Но случилось так, что я оказался на сборе дружины в одной сормовской школе. Там я увидел пионера с двумя нашивками на рукаве. Что-то в нём показалось мне очень знакомым, и я мучительно стал вспоминать: где же мы встречались с этим мальчиком?… Тут он поднял руку, требуя внимания, и я вдруг вспомнил Алёшу с поднятой так же вот рукой.