- Расскажите нам, дитя моё, о том, что же происходило на этом собрании в доме Робинсонов? - проворковал прокурор.
- Вначале вот они, - Пат, стараясь избежать взгляда Чарли, махнула рукой в сторону Гирича и Квинси, - они рассказали, что их уволили с завода, и можно было понять, что они там давно ведут тайную работу. Они очень жаловались на сыщиков, на то, что у них отобрали географический атлас, который им дал мистер Ричардсон…
- Так, так, - кивал Сфикси, - продолжай-же, мисси.
- А потом один такой страшный негр-калека сказал, что это очень хорошо, что все они выручили мистера Ричардсона и что за мистером Ричардсоном давно идёт слежка. Он, как сейчас помню, сказал: «Не нужно, чтобы его имя слишком часто упоминалось в донесениях полиции…»
- Вы слышите, леди и джентльмены, - торжественно поднялся с места Сфикси, - устами младенца глаголет истина, как сказано в писании. Это - очень важное показание, и я прошу его записать дословно. Теперь подсудимый Ричардсон уже не сможет отрицать свою принадлежность к коммунистической партии…
- А я и не отрицал, - раздался спокойный голос Ричи.
- Джентльмены, вы все слышали, подсудимый сознаётся: он коммунист! - воскликнул прокурор.
- Ох, подлая дрянь эта Патриция! - бушевал Джой Беннет.
- Я давно знал, что она такая, - пробормотал сквозь зубы Ва-силь.
Салли мельком взглянула на сына. Мальчик сидел весь серый, с побелевшими губами. Руки его устало повисли вдоль тела. Он, который ничего на свете не боялся и мечтал о славной судьбе Джона Брауна, теперь был ранен в самое сердце человеческой подлостью.
- Потом, сэр, певец принёс письмо, якобы только что полученное из России, и читал его всем и рассказывал, как там хорошо, и какие там замечательные порядки, и как все должны стать коммунистами и поехать туда… И все его слушали и задавали вопросы, и отец нашего Василя Гирича очень волновался и сказал, что непременно уедет туда, потому что здесь, в Штатах, очень плохая обстановка…
- Как долго вы оставались на вечере, дитя моё? - спросил прокурор.
- Я… я хотела сейчас же уйти, как только поняла, что это собрание красных… Но… но я очень неудачно сидела за столом… Так что смогла выбраться только, когда на меня перестали обращать внимание… - сказала Пат.
- Можно ли, по-вашему, дитя моё, назвать это собрание собранием антиамериканских заговорщиков? - обратился судья к девочке.
В зале мгновенно наступила мёртвая тишина. Все понимали, как важен ответ Патриции на этот вопрос.
- Конечно, сэр, - ни минуты не медля, сказала девочка.
- Негодяйка ты, Пат! - закричал Чарли со всей силой ненависти и презрения, которые переполняли его сейчас до краёв.
Пат метнула на него зелёный, злой взгляд и присела перед судьёй.
- Я прошу, ваша честь, избавить мою дочь от таких оскорблений! - взревела миссис Причард, внезапно вырастая перед Сфикси…
Судья застучал молотком:
- Подсудимый Чарльз Робинсон, если вы позволите себе оскорблять свидетелей, я вынужден буду наложить на вас дополнительное взыскание!…
- Держи себя в руках, Чарльз, - прошептал со своего места Джим.
Как хорошо понимал он состояние мальчика! Как тяжко и ему было смотреть на грязную, бесчестную игру в правосудие!
Между тем многочисленные фотографы и кинооператоры снимали Пат. Она имела решительный успех, и фотографы уже прикидывали, как эффектно будет выглядеть её хорошенькое личико на страницах газет и журналов под жирными зазывающими заголовками: «Девочка разоблачает заговор изменников», «Негры обманом заманили белую девочку к себе», «Коммунисты пытаются внушать свои идеи даже детям».
Выступление Пат было выдающимся событием дня. После неё всех остальных свидетелей слушали уже почти без всякого внимания. Некоторое оживление внесли появившиеся на свидетельском месте два подростка - сын директора школы Фэйни. Мак-Магон и его товарищ Рой Мэйсон.
Оба они дополняли своими показаниями характеристики учителя Ричардсона и старосты класса Чарльза Робинсона.
Всё шло своим порядком, мальчики рассказывали о красной пропаганде, которую вёл в классе Ричардсон, о его любимце - негре Робинсоне - и о том, как этот Робинсон стремился захватить в классе власть. Одетый щеголем, Рой Мэйсон держался, как взрослый настоящий оратор.
- Ставлю сто долларов за то, что этот мальчик будет выдающимся политическим деятелем, - шепнул Парк Бийл своему семейству, разглядывая Роя в бинокль.
И вдруг детский, тонкий, колеблющийся голос прорезал тишину и прервал на самом выигрышном месте показания Роя.