- Уходите с трибуны! Полисмен, уведите этого человека. Обвиняемый, я привлекаю вас к ответственности за оскорбление суда!
Полисмены набросились на певца. Под непрерывный стук молотка его увели.
Присяжные удалились для вынесения приговора.
Салли пыталась пробраться к сыну и Джиму, чтобы перекинуться с ними несколькими словами или хоть подбодрить их взглядом, но полицейские стеной встали перед нею. Василь сидел весь белый, зажав между коленями сцепленные пальцы.
Близнецы, нетерпеливые и встревоженные, приставали к Салли:
- Что теперь будет? К чему их приговорят? А папу присудят отдельно или со всеми вместе?
Салли хотела их успокоить, сказать что-нибудь утешительное этим славным мальчикам, но у неё самой сердце ныло от страшных предчувствий.
Наконец раздался голос секретаря:
- Суд идёт! Прошу встать!
- Виновны или не виновны подсудимые? - громко спрашивает Сфикси.
- Виновны, - отчётливо отвечает старшина присяжных, - виновны в заговоре против существующего строя, в подрывной деятельности по заданию коммунистов.
В первых рядах дружно аплодируют представители «тринадцати семейств» и их друзья, чрезвычайно довольные решением присяжных. Присяжные улыбаются, как актёры, удачно исполнившие трудную роль.
Секретарь спрашивает, что имеют сказать до произнесения приговора подсудимые.
Джим Робинсон, Роберт Ричардсон, Иван Гирич, Джерард Квинси отказываются от последнего слова. Им нечего сказать участникам этой нечестной игры в суд.
Но со скамьи подсудимых поднимается мальчик. У мальчика немного дрожат руки, и, чтобы скрыть это, он сжимает и разжимает кулаки.
- Здесь сказали, что я хотел убить сыщика, - говорит он, смотря куда-то поверх голов. - Это единственная правда, которую сказали на этом суде. Да, я хотел убить его за то, что он ударил мою мать. И, если бы это повторилось, я снова поступил бы так же. Я не боюсь приговора, и мои друзья здесь тоже не боятся. Я знаю, если бы нам предложили умереть, отдать жизнь для того, чтобы на земле поскорей наступила справедливость, чтобы все люди, всех цветов кожи, стали равны, - все мы согласились бы на это! Правду я говорю, дядя Джим? - и мальчик обернулся к певцу, ожидая ответа, хотя и зная его наперёд.
- Правду, мой мальчик! - тотчас же внятно сказал Джим Робинсон.
- Правду. Истинную правду, Чарльз! - откликнулись Гирич, Квинси и Ричи.
- Вы слышите? - с торжеством сказал Чарли, поворачиваясь к судье. - Я кончил, сэр-Чарли сел и отвернулся от зала. Лихорадка, бившая его, пока он говорил, утихла.
Осталось чувство усталости и голода. Болело горло, было трудно глотать. Он не думал о том, что ждёт его и других. Суд, потом тюремная камера, день за днём взаперти, тяжёлая работа где-нибудь на каменоломнях.
До него донёсся голос Сфикси. Судья торопился прочесть приговор:
- Джемс Робинсон, сорока семи лет, певец по профессии; Роберт Ричардсон, двадцати шести лет, учитель; Иван Гирич, сорока двух лет, механик; Джерард Квинси, тридцати восьми лет, по профессии токарь, и Чарльз Робинсон, учащийся, - приговаривались все пятеро к тюремному заключению сроком на три года или к уплате штрафа в размере десяти тысяч долларов. Кроме того подсудимому Джемсу Робинсону и его племяннику Чарльзу Робинсону, по отбытии наказания, воспрещалось проживание в данном штате. Приговорённым Квинси, Гиричу и Ричардсону, после отбытия наказания, запрещалось занимать какие-либо должности в государственных учреждениях. В случае, если бы приговорённые захотели заменить тюремное заключение штрафом, означенная сумма должна быть внесена полностью и за всех сразу.
Голос судьи смолк.
Джемс Робинсон чуть усмехнулся про себя: наверное, на свете нашлось бы немало импрессарио, жаждущих заключить с ним договор и на большую сумму. Но теперь надолго заглохнет его голос: суд Америки заставил его замолчать.
Так, значит, тюрьма!
Едва стал известен приговор суда, в домик Салли отовсюду стали приходить письма и деньги.
Знакомые и незнакомые друзья, простые, честные люди собирали средства на уплату штрафа. Нужная сумма была быстро собрана - и пять заключённых были выпущены из тюрьмы.
Огромный океанский пароход привалился к набережной всей своей многоэтажной громадой. Пароход ждёт только сигнала к отплытию, и где-то в глубине его уже клокочут раскалённые котлы.
Ветер, пахнущий морем, гонит зыбь, сильно и мягко бьёт в лицо, налетает откуда попало. Рядом чёрный буксирный пароходик, похожий на игрушку, суетливо и угодливо кланяется волне.