Выбрать главу

Забота омрачала его красивое лицо, точно стая воронов, закрывавших солнце. Три раза посылала ему в горы Тереза Руог письма, написанные измененным почерком. Но он остерегался отвечать ей. Почему она не оставит его в покое. Муж ее, Доминик Руог, был его друг, его веселый товарищ на охоте и в попойке. Зачем нужно было этой черноволосой дьявольской бабе встать между ними и, быть может, совсем разлучить их? Батист с такой злобой толкнул тяжелым сапогом большой камень, что тот в бешеной скачке полетел по скалистой крутизне в долину. В Батисте проснулись воспоминания о женщине и о вкушенном запретном плоде, они издевались над ним, кровь кипела, и долина, и деревня звали его к себе.

— Не хочу! — упрямо, сказал Батист, втянул голову в плечи и стал смотреть в сверкающие дали снежных гор, точно они могли охладить его кровь. Но даже от чистых высот в этот дневной час шло горячее дыхание и заставляло кровь и; душу жаждать. Батист со своей лошадкой вышел на площадку, с которой открывался первый вид на горы, долину и село, где можно было различить церковь и гостинницу. Но Батиста не интересовала эта панорама. Он видел ее ежедневно и не замедлил даже шага.

Вдруг кто-то громко и весело окликнул его. От неожиданности он даже ткнулся носом в морду лошади. Сбоку тропинки на скале, среди кустов черники, ягоды которой вызревали на этой высоте только ранней осенью, сидел Доминик. Он обрывал прямо ртом сочные ягоды с ветки, и все его плотное тело тряслось от смеха над растерянным видом Батиста.

Вдруг кто то громко и весело окликнул Батиста. 

Сюрприз удался ему! Конечно, он хотел навестить Батиста и пожить с ним несколько дней в сторожке, раз хозяина уже нет наверху.

Теперь смеялся и белокурый Батист и показывал другу сурков, привешенных к седлу. Они были уже проданы хозяину, но там, у сторожки, их много. Пусть Доминик идет прямо в сторожку, она открыта. Он же поторопится и скоро вернется.

Но на липе Батиста пропала улыбка, как только он потерял из виду Доминика. Что означало неожиданное посещение Доминика как раз тогда, когда хозяин уже спустился в село, и там, конечно, всем было известно, что наверху нет ни одного туриста? Батист поник кудрявой головой. Разве он виноват, что женщины строют ему нежные глаза!

Когда Батист вернулся вечером) наверх, Доминик уже приготовил ужин и кофе. Потом появилось темно-красное вино, вытащенное Батистом из укромного уголка. Доминик благодушествовал, как человек, устроивший себе праздник. Он не замечал, что Батист молчаливо сидел рядом с ним в тесной комнатке. Доминик пил и, громко стукая массивным стаканом о стол, весело рассказывал всякие истории. Он так хохотал, что трясся пол. Да, юн ловко отделался во время войны от военной службы! Он убежденный пацифист, да и дела своего не хотел бросать. «Чорт с тобой, иди домой, ты нам не нужен», — сказал ему офицер.

Но Батист понимает, что тут было дело и в Терезе. У кого красивая жена, тот не должен оставлять ее одну, а то сейчас налетят пчелы.

Батист стал хвалить Терезу. Кто мог ее в чем-нибудь упрекнуть? Он радовался, что маленькая лампа оставляла его в тени.

Доминик разгорячился. Он так обхватил рукою стакан, точно душил кого-то. Нет, тут уж с Домиником Рустом нельзя шутить.

Батисту стало не до себе, но маленький смуглый человек снова расхохотался. Он больно толкнул приятеля в бок кулаком, кивнул ему, как попавшемуся в шалости, и швырнул на стол грязное, смятое письмо.

— Вот, тихоня ты этакий! У парня в сторожке валяются любовные письма, а он притворяется дурачком, который не умеет сосчитать пальцы на руках.

Батист похолодел, и кровь отлила от его лица. Письмо Терезы! Он, верно, потерял его сегодня, перетаскивая в сторожку вещи.

Доминик был в восторге от смущения приятеля. Он смеялся, пил, декламировал, как влюбленная женщина, это поедание без подписи, и горел любопытством узнать, кто же писал его. Он перебрал дюжину женщин и девушек из села. В конце концов, он поднес письмо к лампе, чтобы узнать почерк.

Батисту казалось, что ужасный дьявольский кулак сжал ему сердце острыми когтями. Почерк, конечно, был изменен. Ho глядя на освещенное лампой лицо Доминика, он почти был уверен, что тот знает всю правду и только играет с ним, как кошка с мышкой. Батист не был трусом. Но он чувствовал себя виноватым и знал бешеный нрав приятеля, не спускавшего обид. Голосом, показавшимся ему самому чужим и неестественным, Батист назвал девушку, с которой действительно как-то встречался.