Доминик бросил письмо на стол и сказал только:
— Так, так, эта…
Минуту он сидел серьезный и молчаливый. Может быть, ему было неловко, что он выпытал у приятеля имя этой девушки. Но Батист был уверен, что причина не та.
Они улеглись спать на разостланных матрацах. Но Батист всю ночь не мог сомкнуть глаз. Он лежал весь в поту и прислушивался к каждому движению и вздоху приятеля. Когда же из угла Доминика не доносилось никаких звуков, Батист сбрасывал одеяло, чтобы иметь свободу движений и крепко сжимал рукоятку ножа. Батист почувствовал себя легче только к утру, когда Доминик захрапел, точно распиливаемый ствол дерева. Батист даже задремал, но мгновенно вскакивал, как только Доминик переставал храпеть или вертелся на своем ложе.
Утром, когда восходящее солнце протянуло золотую ленту по> вершинам гор, и приятели мылись в ледяном ручье, вытекавшем из близлежащих глетчеров, смуглый Доминик посмеивался над Батистом, уверяя — его, что у него лицо, как снятое молоко. После завтрака они расстались. Они хотели охотиться за сурками. С ружьем в руках Батист чувствовал себя спокойнее. Он даже начал думать, что сшибается. Кроме того, они пошли в разные стороны, и Батист вполне полагался на свой слух.
Он долго, притаившись лежал в траве. Мягкие лучи солнца и ясная тишина успокоили, его.
Он заснул с открытыми глазами и напряженным слухом. Один раз, далеко к югу, он услышал выстрел. Он видел сурков, но на таком расстоянии, что ни разу не мог быть уверен в своем выстреле. Настал, вероятно, уже обеденный час. Кругом жужжали насекомые. В прозрачной синеве неба кружился коршун.
Вдруг ему показалось, что солнце потемнело и стало меньше греть, а по спине его пробежали мурашки. Ужасное ощущение: я не един! заставило его вскочить и оглянуться:
— Выслеживаю сурка, а попадаю на лентяя, который спит!
У Батиста дрожали колени. Пока Доминик спускался со скалы, он успел оправиться и настолько овладел собой, что смеялся вместе с ним над его шуткой. Но патроны он не вынул из ружья, хотя и делал это всегда после охоты. Он был на волосок от смерти! От этой мысли у него подкашивались ноги. Он был уверен, что это не было шуткой, и что его спас только острый слух.
Доминик убил одного сурка.
— Прямо в голову! — показал он с гордостью.
Батист кивнул одобрительно головой сунул палец в кровавую дыру. Смеялся что ли над ним Доминик!
Доминик был в самом лучшем настроении духа. Он заявил, что ему пришло в голову подняться на следующий день на одну — другую снежные вершины.
Батист, ведь, лучший проводник.
Батист притворился озабоченным: он не доверяет, погоде. Но, в конце концов, он и не отказывается.
Ему казалось, что он теперь понял, к чему клонит обманутый приятель. Он хочет заманить его в одиночество снежных вершин, где люди так легко исчезают. Несчастный случай и только… Человек против человека!..
Ночью ветер стонал вокруг сторожки.
Батиста преследовали тяжелые мысли, и он без сна ворочался на постели. Чтобы освободиться от ужасного гнета он был готов заставить Доминика показать свое настоящее лицо. Пусть потом будет, что будет!
Дикая злоба против Доминика разжигала в нем дурные мысли. Никто не знает горы так, как он. Надо хитрой речью подсказать Доминику, где начать объяснения и опередить его…
Батист испуганно прислушивался в непроницаемом мраке. Ничего. Доминик только повернулся на другой бок.
Прошла еще одна ночь. Под утро Батист заснул, совсем изнеможденный. Он вскрикнул, когда Доминик потряс его за плечо и посмеялся над ним. Он, верно, видел во сне баб!
Приятели вышли из сторожки, чтобы взглянуть на погоду. Ветер изменил направление и дул теперь с запада холодный и сырой. Из-за тяжелых туч то там, то сям проглядывали далекие звезды.
Когда Батист повернулся к двери, взгляд его встретился со взглядом стоявшего там Доминика и ему показалось, что он прочел в нем насмешку. Батист судорожно засмеялся и ни слова не сказал про грозивший туман, бурю и снег. Теперь и он искал решительней минуты.
Они напились горячего кофе, взяли небольшой запас провизии в мешки, вымазали лица салом, и отправились в путь. В мрачном, кроваво-красном сиянии всходило солнце. Смех Доминика Руога замолк. Он жаловался на то, что Батист мрачен, по уверял, что заставит его сегодня смеяться. Батист начал объяснять дорогу, по которой они должны были итти, взвешивал предстоящие трудности и все возвращался к опасной обрывистой тропинке, ведшей от Большого к Малому Зильберхорну. Сохрани бог того, кто потеряет равновесие. Из бездны не достать и останков погибшего.