Так как питательность этой крошки не могла конкурировать с питательностью хорошо поджаренной котлеты с луком, существующей, увы, только в воображении Уильяма Фиркинса — унылое выражение его голодных глаз не изменилось.
Вот уже четырнадцать дней, как голодный блеск ни на минуту не тускнел. Это был единственный вид энергии, в котором никто не сомневался. Все остальные его способности вызывали сомнения. Так, пробегая по клавишам нескольких профессий, он добирался до низких тонов, но вынужден был признать, что будет хорошо, если он сумеет устроиться на самых пискливых, дискантовых.
Он подражал тяжелой каменной походке и непролазно густым окрикам профессионалов носильщиков на Норфолькском вокзале, но дребезжащий дискантишко бедного Фиркинса привлекал к себе жалостливые улыбки пассажиров, а не их багаж. Действительно, у кого бы хватило смелости доверить переноску громоздкой корзины тощей фигурке, готовой рассыпаться от лишнего килограмма клади. Если к этому прибавить пару ног, похожих на каминные щипцы, пару рук, висящих, как два шнурка от отдушин, и впадину вместо живота, какая бывает в дождливое время на плохо утрамбованной могиле, портрет Фиркинса можно считать законченным.
Именно в виду этой законченности ему не везло ни в одной из тех профессий, за какие он брался. Для газетчика — голос его был невнятным и слабым, для чистильщика — у него не хватало навязчивости, сигарных окурков он собирал меньше, чем синяков от сильных соперников, он мог бы быть хорошим сандвичем[3]). (На это у него хватало ума и изобретательности), если бы не каминные щипцы, с трудом переносящие его с места на место.
Все исчерпано — перспектив никаких. Пустые карманы и желудок.
В пустой комнате дверной стук всегда отчетлив и ясен. Кто бы это мог быть? — Войдите.
Гость: — Все то же?
— Как видишь, на мели.
Гость: — Я придумал, ты будешь боксером.
— ???!!!
— Да, да, с помощью вот этой штуки. Ты будешь сыт, как пятнадцать иоркширских свиней.
Томми Беркс, приятель Уильяма, осторожно — опустился на трехногий стул и, положив перед Фиркинсом какой-то желтый пакет, сказал:
— Вот, потолкуем поподробней.
Глава 2-я
Мясной бокс
Если солнце падает отвесно на горизонтальную поверхность, она нагревается, если поверхность из асфальта— раскаляется, если к тому же она поднята на семнадцать этажей ближе к солнцу — она пылает, — так думают посетители летнего спортивного Клуба Торговцев Мясников, на крыше небоскреба акционерного о-ва Спирль Уайт.
Крыша походит на огромную печь, где жарятся большие свиные туши, с той только разницей, что туши не подвешены за задние ноги, а имеют относительную свободу движений; относительную потому, что* очередное боксерское состязание собрало плотную толпу мясников, облепившую место схватки и, тяжело отдуваясь, переступающую сапогами, размерами немного менее ящиков от пианино.
Мягкий асфальт теснился, принимая в себя партию за партией каблучные автографы, в каждом из которых мог бы спрятаться сынишка, закрывшись сверху отцовским картузом.
Идет четвертая схватка Джона Гулл, своим тяжелым кулачищем — гидравлическим прессом, — щелкающего как кедровые орехи колючие подбородки своих противников, падающих с грохотом солидных шкафов.
Джон Гулл так крепко держится на широко расставленных ногах, словно победы не принсят ему ни малейшего утомления. Остается один противник — Дик Портер.
— Ну, Дик, вылезай!
— Торопись, старуха!
— Устрой из Гулла отбивную котлету.
— Чорта с два, как бы вам не пришлось собирать в мешок диковские кости.
— Чем орать, вали-ка за мешком.
— Лезь, лезь, Дик.
Дик давно уже лез по плотному складу человеческих окороков, грудин и шей.
Джон встретил его насмешкой: — Завтра выпьем на твоих поминках, мать-то у тебя есть?
— Есть, все есть, и вот это есть, — и Дик поднес трехугольный кулак к пористому носу Гулла.
Сторонники Дика:
— Гы, гы, гы…
Свисток рефери прервал гыгыканье..
Первый ловкий удар Дика возобновил смешки. Гулл ответил ударом в правую часть живота. Дик закачался, но устоял: второй удар качнул его сильнее, но не помешал ему сделать быстрый выпад сбоку в предсердие. Гулла, отчего у того зло помутнели глаза и подтянулась нижняя губа, Гулл решил не затягивать схватки и, рассекая рукой воздух, отчетливо шлепнул Дика по левой височной кости. Дик вывалил на минуту язык и плохо упакованным свертком грохнулся на площадку.