Наконец Лебрен снова выпрямился и поднял голову.
— Больше нечего рассказывать, мосье, вы видите меня тут… После этого я залез на дерево, заметил уже значительно ближе белый дом и темную полосу рельс. Я дошел до дома и добрая чернокожая женщина приютила меня. Она простила мне мою оголенность, мои спутанные и грязные волосы и пожалела мои провалившиеся щеки. Она накормила меня и ухаживала за мной три долгие недели, когда я в бреду лихорадки громко разговаривал по ночам. Он одела меня и помогла мне найти работу… Уже скоро рассвет, дорогой мой. Вы очень терпеливо слушали меня. Может быть, теперь вы будете рады пойти в большой дом и отдохнуть немного, пока остальные встанут к завтраку.
Старик встал и протянул руку. Потом он отвернулся и устремил взгляд на высокую черную стену джунглей. Он долго стоял так, очень тихо, пристально глядя вдаль.
Так я и оставил его…
ЛОЖЬ ЛЮБВИ
Новейший рассказ ФАННИ ХЕРСТ,
почти все романы которой
за последнее время переведены в СССР.
Иллюстрации Клары ПЭК
КАК-ТО раз Целил Риверс прочитала в газете про один опыт в области животной вивисекции, который и жалость в ней вызвал, и приковал ее внимание.
В боку полевого зверька прорезали окно так, что органические процессы несчастного существа видны были глазу зрителя в экспериментальной лаборатории. Целил хотела бы прорезать такое воображаемое окно в душу Говарда Веста, служащего в Чайной Компании «Альфа» и специальностью которого было пробовать чай. Сама Целил была одной из четырех помощниц главного бухгалтера в той же Компании.
Три другие помощницы очень много говорили между собой о Говарде уязвленным тоном женщин, которые чувствуют, что их не замечают. Но, вероятно, сердце каждой из них было пленено Говардом.
Сердце Целии несомненно было пленено.
Она и не думала скрывать это от самой себя.
Внешне же они втечение почти двадцати месяцев встречались по четыре и по пять раз в неделю и обменивались не больше, чем необходимыми словами. Как-то раз он дал ей дорогу, когда входил, а она выходила из двери, и тут произошла одна из забавных сцен между двумя людьми, когда каждый делает движение в ту же самую сторону, что и другой.
Это был маленький танец в сердце друг друга. Говард в первый раз заметил свежесть и миловидность Целии. На щеках ее был нежный румянец, а глаза напоминали горный поток.
Но после этой встречи недели две все оставалось без перемен.
Только Целия, лежа в постели, все думала о нем. Когда она связывала Говарда и его работу в Компании, Говард начинал казаться ей каким-то таинственным.
Для сотен служащих «Альфы» чай был просто — нечто в пакетах, фунтах и в смесях. Говард же, уединенный в своей маленькой комнатке с рядами безносых котелков одинаковой вместимости, с красивыми чайными чашками, с постоянным шумом кипящей воды, казался каким-то гением чайных листьев. В комнате, где он двигался среди котелков, из которых вырывался легкий пар, стоял аромат акации. Цветочный черный чай, тягучий су-чонг и конго открывали ему то, что было когда то лукавой тайной их душистого дыхания.
Когда Целия вносила в свою книгу двадцать один фунт чаю, это было для нее всего только простым товаром.
Когда Говард двигался в горячем дыхании своих смесей, его бледное лицо, казавшееся каким-то закрытым из-за опущенных век, напоминало лицо китайского мандарина в состоянии экстаза. Это происходило потому, что от длинных, свернувшихся листьев формозского чая, который Целия просто вносила в книгу, как «Улонг», для него вместе с паром поднимался тонкий аромат азалии или цветущее видение чайной плантации.
Часами думая о нем в одиночестве своей комнатки в меблированном доме, Целия по своему понимала его. Две его привычки она знала по наблюдениям. В шкапчике, который принадлежал ему пополам с бухгалтером, Говард держал яблоки и книги. И часы завтрака он большею частью проводил, читая и жуя фрукты.
На другую его привычку она наткнулась неожиданно. Рядом с ее меблированным домом был вход в Центральный Парк. Часто, в хорошие вечера, Целия сидела там и смотрела, как один за другими зажигаются окна в домах, высоких, точно Гималайские горы.
Однажды вечером, Целия встретила в парке Говарда. Он вел на коротком, крепком ремне красивую борзую. И без всякой подготовки, так что, когда это случилось. Целия сама была поражена, имя его сорвалось с ее губ.