Она расскажет ему все в ласковых, мягких словах. А потом? А потом… Лишь бы он не возненавидел ее… и ребенка.
Ей уже несколько раз случалось уходить из дому и оставлять дочь. Такие случаи были неизбежны, и Целия собственными руками приделала к кроватки Гиацинты загородки гораздо выше ее роста. А потом с ребенком оставался Пеко — и этим сказано все.
На все долгие месяцы одиночества Целии присутствие Пеко наложило печать безопасности. Кошачьи шаги ночью — и уши его настораживались. Человек шел где-то по дороге, в миле расстояния, — и Пеко начинал рычать.
— Пеко, — сказала ему теперь Целия, — я еду в город встречать твоего хозяина. Вы с Гиацинтой останетесь одни в доме на четыре часа. Охраняй хорошенько, Пеко!
Целия готова была поклясться, что Пеко все понял.
— И не подходи к обеденному столу. И не выпускай из колыбели Гиацинту.
Пеко отлично понял. Он положил ей на грудь две большие лапы и пытался поцеловать ей лицо.
— Хорошая собака! Будь хорошим с деткой, и никого не подпускай к дому.
Целия заперла двери и пошла по дорожке, оборачиваясь и улыбаясь собаке, которая стояла у окна, уперев лапы в стекло, и отчаянно махала хвостом.
Человек, работавший на поле огородника, никогда не мог потом отдать себе отчета, когда он почувствовал легкий запах гари, донесшийся до него в это солнечное утро. Он стал принюхиваться и смотреть вдаль. Оказалось, что голубой дымок исходил из второго этажа домика во фруктовом саду.
Работник наблюдал несколько минут за движением дымка и, так как дымок не увеличивался, решил, что он выходит из естественного отверстия — печной трубы, — и спокойно вернулся к своей работе.
Минут пятнадцать спустя ему снова ударил в нос запах гари. Теперь работник заметил, что воздух точно подернут голубой дымкой, и направился к дому.
Это не было дымом из трубы! Это был непрерывающийся поток дыма, лившийся из окна второго этажа. Окно это было спущено на треть.
— Эй! — закричал работник, — эй!.
Ответа не было, только раздался заглушенный лай собаки. Позднее работник уверял, что видел, как из открытой части окна вырвалось пламя. Но тут он, несомненно, ошибался. Каким то загадочным образом ребенок Делии и Говарда достал своими цепкими рученками коробку спичек, и тлеющий матрас детской кроватки был причиной дыма. Объяснением могло быть то, что малютка когда-то схватила и спрятала у себя в кроватке коробку спичек, так засунув ее в складки матраса, что Делия не заметила ее. Забавляясь теперь спичками, дитя подожгло матрас.
В то время, как медленно тлели волосы матраса, было довольно просто затушить огонь.
Рабочий сначала обежал дом, пробуя, нет ли открытой двери или окна, и стараясь перекричать отчаянный лай Пеко. Под ударом кирки в переднюю дверь створка сразу же поддалась. Через эту выломанную створку тотчас же высунулась голова Пеко.
Это была морда возмущенного, разъяренного зверя. Пеко защищал дом от врывавшегося в него неизвестного.
Надо отдать этому неизвестному справедливость, что он не отступил перед собакой. Минут пять собака и человек боролись. Работник замахивался на нее киркой, собака изо всех сил кидалась на дверь, которая изнутри не поддавалась. Раз как-то кирка, попала в цель и из головы Пеко на его сверкающие глаза потекла кровь. Раз огромные когти хватили человека но плечу, но только разорвали ему рубаху. Но это разъярило и собаку, и человека, и через проломленную дверь поднялся ужаснейший лай, рычание, раздавались воинственные крики и высовывалась голова Пеко, который готов был разорвать человека на куски. В ответ на голову неотступавшей собаки дождем падали удары кирки.
Дым стал теперь пробиваться и через проломленную створку двери. Работник побежал назад по фруктовому саду с криками: «пожар» «пожар!».
В эту минуту Целия и Говард, вероятно, уже приближались к дому. На пристани он поцеловал ее долгим поцелуем, не стеснявшимся окружающей сутолоки. Всю дорогу домой, с неудержимым мальчишеством, от которого разрывалось ее сердце, он рылся в своем чемодане и извлекал из него привезенные подарки. Веер из сандалового дерева и перламутра был вложен ей в руки. Он закутал ее всю в тяжелую злато-тканную материю. Из Судана он привез ей четырнадцать слонов из слоговой кости. На счастье! Еще десять ярдов бенгальской ткани, сотканной из шелка и волос и которая будто бы когда-то принадлежала сатрапу древней Персии. Запястья и серьги из Бомбея, и жемчужную брошь, которую какой-то из мелких раджей носил в виде украшения на тюрбане.