Выбрать главу

— Изволили приказать сигнал сиреной?

Отчеканивая каждый слог, лейтенант Карло Б. подтвердил:

— Да, я приказал дать сигнал сиреной… И погромче, и попродолжительнее!

И сирена кинула свой громкий, необычайный призыв в далекое небо. Скалы Капрайи тысячами отголосков ответили ей, что они поняли. И казалось, целое далекое племя громадных гранитных гигантов рассмеялось неожиданным радостным смехом, рассыпая его по этой скорбной земле.

ОСВОБОЖДЕНИЕ

Рассказ К. БОГОЛЮБОВА

Иллюстрации С. ЛУЗАНОВА

Бэль выполз из пещеры рано утром, когда голубой туман еще клубился в долине, но соседние холмы уже были освещены солнцем. Жизнь казалась ослепительной, как молния, и утренний холод не заставлял отчаяваться. Согрев окоченевшие пальцы дыханием, Бэль сорвал какой-то цветочек и разглядывал его с наивной радостью, которая может показаться сентиментальной и даже смешной, но которая приличествует человеку, только что вышедшему из тюрьмы.

Обстоятельства жизни Бэля не представляли ничего особенного. Восемь лет он пробыл в тюрьме, созерцая белые стены своей камеры, а когда его выводили на прогулку на двор, он мог полюбоваться еще и небом. Небо может быть величественным и прекрасным, но оно пустое и неинтересное, и не в силах наполнить наши глаза. Потому Бэль не смотрел на небо. Он ходил положенные полчаса, опустив голову, вдоль тюремной стены, такой же белой и скучной, как и стены его камеры. Все трещины в камне, углубления и выпуклости были изучены. Бэль знал до мельчайших подробностей, где именно осыпалась штукатурка и сколько кирпичей выглянуло на свет из под извести. Он знал наперечет все царапины, сделанные на полу каблуками его предшественников в шестой камере второго этажа.

Но это было ужасно. Восемь лет видеть одно и то же — это было ужасно, и, вспоминая об этом, Бэль дрожал больше, чем от холода.

Однако, ему удалось бежать. Тюрьма была старая и находилась в захолустном городке. Охрана же отличалась необычайной сонливостью и не сумела помешать предприимчивым заключенным, которые, воспользовавшись благоприятными обстоятельствами, прорыли подкоп и в одну прекрасную ночь бежали. Следуя заранее принятой тактике, сразу же за стенами тюрьмы беглецы начали действовать поодиночке: разными улицами достигли они предместья, разные дороги при вели их в лес.

Бэль целый день плутал в чаще, потеряв представление о севере в юге, и не раз бледнел при мысли, что вдруг заросли раздвинутся, трава станет совсем низкой, и он очутится в двух шагах от городской заставы, где, конечно, его возвращению будут рады. Наконец, в сумерки Бэль выбрался на берег безымянной лесной реки и шел вниз по течению, пока не наткнулся на маленькую пещеру в береговом обрыве. Здесь он провел свою первую ночь на свободе.

Теперь он стоял с цветочком в руке, охваченный беспомощной радостью и подавленный необыкновенным разнообразием окружающего мира. Под ногами была густая трава, серебряная от обильной ночной росы, потом росли низкорослые пышные кусты, осыпанные белыми цветами, а еще дальше возвышались деревья с коричневыми стволами и необъятными кронами. По небу плыли тонкие облачка, и кружил на горизонте аэроплан — черная точка, которую можно было принять за птицу, если бы она не выдавала свое подлинное значение гуденьем. Издали доносились завывания фабричных гудков, и Бэль понял, что он отошел от города достаточно далеко для того, чтобы не тревожиться понапрасну.

Тюрьма была в прошлом, впереди — начиналась жизнь. Темная камера сменилась несказанно великим лесом, по которому можно было итти безконечно долго, встречая все новые и новые чудеса.

Заботы о пище еще не угнетали, но Бэль захотель пить и, спустившись к реке, пил воду большими глотками, изредка переводя дух, причмокивая и облизывая мокрые губы. Напившись, он посмотрел на небо, желая вновь испытать трепетное восхищение облаками, но — вместо того — стал слушать.

Отдаленное гуденье пропеллера теперь превратилось в рев, отрывистый и возбужденный. Аэроплан медленно волочился над деревьями, почти касаясь их вершин своим брюхом, и вдруг, нелепо накренившись, упал вниз.

Бэль побежал по тому направлению, куда упал аэроплан, чтобы узнать в чем дело, и увидел следующее: в двух шагах от его пещеры, на полянке, лежала на боку стальная птица. Впрочем, теперь она была только неуклюжим сооружением из металла, с вывороченным шасси, с безнадежно исковерканными крыльями и поломанным пропеллером. Возле сидел человек с надвинутым на самые брови кожаным шлемом.