Потом точно облегченно вздохнул многоголовый хор. Птолемей подошел к трубе и, под руководством мудрого Конона, стал смотреть на небеса. Он долго не говорил ни слова, очень долго. Потом вдруг громко произнес, точно желая, чтобы услышал весь Египет:
— Да, я вижу волосы Вереники! Я вижу их совершенно отчетливо и ясно.
Он уступил место жене, чтобы и ей дать возможность увидеть, как в небесах сверкают ее собственные волосы. И Вереника увидела.
— Волосы Вереники! Волосы Вереники! — шептали друг другу придворные. Ни одно созвездие не получало так быстро названия и не приветствовалось с такой радостью.
Каллимах тоже посмотрел в трубу и даже раньше Агезилая. После того, как он долго и задумчиво смотрел на небо и затем скромно отошел в сторону, Птолемей обратился к нему со словами:
— Я знаю, мой Каллимах, что ты мечтаешь о возвращении в родную Ионию. Это будет даровано тебе: ты можешь ехать. Желаю тебе, чтобы ты мог целиком отдаться прекрасному искусству!
Каллимах склонился под взглядом Птолемея. Он хотел что-то ответить, но не успел, так как царь удалился. Придворные желали Каллимаху счастья и среди них и скрежетавший зубами Агезилай. Каллимах же думал, что он, в сущности, не без удовольствия уедет в Ионию, — чтобы выполнить то, что делают поэты, когда они ничего не переживают: чтобы создать из всего этого поэму.
Из сверкавшего серебром моря поднялась полная золотая луна и все звезды померкли в ее сиянии.
Птолемей подал Веренике руку, чтобы провести ее обратно ко дворцу. Они молча шли рядом, погруженные в свои мысли. «Она стала еще прекраснее», — думал Птолемей. — «Он покинул меня мальчиком, а вернулся мужем и поступил как муж», — думала Вереника.
Так молча шли они под звездами до самого дворца.
Только у порога покоев Вереники замедлил Птолемей шаги.
— Не лежит ли снова пантера под ложем? — спросил он, останавливаясь и точно просыпаясь от сна. Вереника опустила женственным и виноватым движением голову:
— Ты можешь в этом убедиться! — сказала она, улыбаясь ему в свете луны, и легкими шагами прошла в дверь.
И дверь осталась открытой.
ТАИНСТВЕННЫЙ СОСЕД
Рассказ ЛЕОНИДА ЛАРИОНОВА
Иллюстрация А. СЕРГЕЕВА
Инженер Ранов вернулся с работы и сидел у себя в кабинете с газетой в руках. В комнату постучали.
— Войдите! — произнес инженер.
Никто не отвечал.
— Войдите! — повторил Ранов. Никакого ответа. Он встал и сам отворил дверь. За дверью никого не было.
— «Вероятно послышалось» — подумал Ранов.
Через несколько минут снова постучали. Идя к двери, он крикнул:
— Войдите!
Никто не входил. Ранов распахнул дверь и увидел, что в соседней комнате по прежнему пусто и тихо.
Тогда, не закрывая двери, он вернулся в кабинет, остановился посреди комнаты и настороженно прислушался. Стук повторился, но шел он не от двери, а от противоположной стены. Ранов подошел ближе, приложил ухо и услышал странный, настойчивый стук, который сменялся едва слышными стонами и криком, исходившими откуда-то из глубины стены. Некоторое время он молча слушал, йотом, едва шевеля губами, в недоумении тихо произнес:
— Что это может быть? Откуда эти крики?
Крики раздавались в стене, как будто на расстоянии саженей двух от окон и на высоте метра над полом. Это было более, чем странно.
Дом, в котором жил Ранов, стоял на окраине города и одиноко возвышался шестиэтажной громадиной среди пустырей и огородов. Вдалеке, за пустырем, виднелись трамвайная линия и трубы фабрик.
Ранов жил в четвертом этаже. Он знал, что за этой боковой стеной уже нет соседних квартир, что стена эта наружная, глухая, сплошь из красного кирпича. Никакой звук с улицы не мог проникнуть через эту стену. Крысы тоже не могли произвести такого шума. Осталось предположить, что эти крики и стуки исходят из нижней или верхней квартиры. Ранов сходил в эти квартиры. Там удивленно раз «ели руками: здесь ничего не слышали. Тогда он зашел к управдому и повел его к себе.
Управдом встал у стены, долго прислушивался, потом в недоумении повернулся: