Со мной был Луи Тейк, храбрый охотник и испытанный исследователь, но, к сожалению, к ботанике он питал неприязнь. Нас сопровождало человек шесть индейцев, нанятых на одной из плантаций.
Мы поднялись вверх по реке на лодке и через шесть дней достигли устья пригона Курусу, откуда собирались начать исследование леса. Двое индейцев остались в лодке. Через несколько минут темная завеса леса упала позади нас, и мы были отрезаны от всего цивилизованного мира.
Взяв направление к северу, мы вскоре достигли небольшого возвышения и здесь остановились, чтобы сделать кой-какие измерения леса, затем отправилась далее. На третий день к вечеру мы натолкнулись на индейское поселение. Индейцы приняли нас дружелюбно и делали все, чтоб нам угодить. Мы воспользовались этим и решили использовать поселение, как базу для наших операций не только потому, что индейцы могли бы нам приносить редкие, интересующие нас, экземпляры, но и потому, что здесь была возможность получать пищу в обмен за мелкие вещи.
Через несколько дней мы обратили внимание на особенно частые посещения нашего лагеря одной молодой индианкой. Это была здоровая, сильная девушка, по имени Эрэя. Стройная и грациозная, Эрэя была совершенно нагая, если не считать нескольких красивых перьев неизвестной нам птицы. Эрэя своеобразно кокетничала со мной и быстро ко мне привязалась. Она не отходила от меня ни на шаг. Во время коротких путешествий она с радостью носила мои коробки для коллекций, а в лагере готовила пищу.
Интересно заметить, что женщины у индейских племен пользуются такой свободой, какая совершенно не была известна нам, европейцам. Они первые начинают ухаживать за мужчиной и делают свой выбор свободно. Мужчины являются лишь охотниками и не вмешиваются в домашнее хозяйство. Очевидно, Эрэя хотела видеть во мне мужа, хотя ничего супружеского между нами не было.
Однажды Тейк ушел на запад и вернулся в состоянии большого возбуждения. Мне показалось, что он был слегка пьян. За ужином он почти не говорил, и только после, когда мы уселись, покуривая, у огня, Тейк нарушил молчание и начал:
— Сегодня я нашел что-то… Я нашел поразительную вещь. Весь мир будет завидовать нам… Моя находка — невероятна.
Полагая, что Тейк нашел какое-нибудь место, богатое каучуковыми деревьями, я отнесся к его словам довольно спокойно, зная слишком увлекающуюся натуру Тейка.
— Вы не можете себе представить, — продолжал он. Это растение, но какое растение! Это растение приносит плоды и дарит их тем, кто осторожно ест их, неосторожность же влечет смерть.
Слушая Тейка я подумал, что он заболел, но делал вид, что слушаю его с интересом. Он предлагал мне завтра же отправиться с ним, и я согласился в надежде, что ночной сон рассеет странные мысли моего спутника. Однако на следующее утро он был таким же и при дневном свете. Я видел, что он совершенно здоров. Признаться, я тоже был охвачен любопытством и предложил отправиться немедленно.
За два часа до захода солнца мы тронулись, пробивая себе дорогу через густые заросли. Пройдя немного, я услышал за собою шелест и треск сучьев. Это была Эрэя, которая, узнав о моем уходе, догнала нас и хотела итти со мною. Пусть идет, — сказал Тейк, — может быть будет полезна.
Мы пошли дальше. Эрэя шла сзади с ружьем и длинным острым ножем, привязанным за рукоятку к поясу. В некоторых местах заросли были настолько густы, что приходилось пробивать себе дорогу ножом, разрезая лианы и кустарники. Становилось темно, когда Тейк сказал:
— Мы уже близко от места. Вот шалаш, который я поставил в прошлый раз. Здесь мы можем переночевать, а завтра утром вы увидите…
И, действительно, я увидел… С восходом солнца мы поднялись и прошли пальмовую рощу. По сравнению с густым, беспорядочно растущим лесом, в котором мы находились ранее, пальмовые аллеи казались как бы искусственно распланированными, настолько ряды деревьев были ровны и правильны. Впереди виднелось открытое, несколько возвышенное место, без всякой растительности.
Почва была твердой, как застывший цемент, и усеяна какими-то желтыми кусками. Тейк вынул нож и, поковыряв землю, поднял что-то. Кусок был величиною с мускатный орех, тяжелый, как свинец, и желтый. Золото! Очевидно, мы пришли к высохшему руслу какой-то реки, несшей когда-то своим течением золото, и дно которой засохло, как цемент. Золотые округленные шарики торчали, как сливы в пуддинге или миндаль на пирожных, только сильно отличались друг от друга величиною. Одни были не более гороха, а некоторые достигали величины апельсина.