Дверь закрылась за Иовом. Марк и Кетти бросились к окну.
— Какой он храбрый, — шепнула Кетти.
— И неосторожный, — сказал Марк — Он может укротить их, но может кончиться и иначе. Ему, пожалуй, придется бежать сюда, они бросятся за ним. Мое мнение, что не стоит его ждать здесь и очутиться мышами, загнанными в нору. Ваша лодка приведена в полный порядок и я поставил ее в стороне. В силах ли вы сделать отчаянное усилие?
— Конечно, — храбро заявила девушка.
— Тогда слушайте. Наденьте эту медвежью шубу, эту шапку и возьмите карабин и патроны. Я забираю продовольствие. Мы выйдем отсюда так, чтобы никто нас не видел, и спустимся к вашей лодке. Вы сядете и выплывете в море. Сейчас отлив и вы без труда выберетесь из залива. А там гребите прямо на юг, не оглядываясь.
— Но вы же поедете со мной?
— Нет, я останусь. Я должен преградить им дорогу, если они кинутся вслед за вами, да. может быть, мне придется и Иову помочь…
Она хотела спорить. Он оборвал ее:
— Не нужно лишних слов!
Потом он достал из-под своей вязаной куртки черный потертый футляр.
— Возьмите и это с собой. Вам это может пригодиться…
Девушка машинально раскрыла футляр. В ящичке вряд были расположены флаконы, а на внутренней стороне крышки стояло золотыми буквами: «доктор Марк Дидиэ, парижского медицинского факультета», а рядом была сургучем прикреплена этикетка из грубого серого холста с надписью: «Заключенный исправительной тюрьмы в Кайенне, матрикул 63.052».
Кетти вся дрожала. Холодный пот выступил на висках Марка. В поспешности он забыл про проклятую надпись.
— Да, вы знаете теперь. Я — беглый каторжник.
— Ах, молчите, молчите, — Кетти в ужасе бросила футляр на стол.
— Нет, я хочу, чтобы вы меня выслушали. Я понимаю ваши чувства. Я понимаю ваше отвращение. Но выслушайте меня, чтобы вы могли сказать вашему отцу, что спасший вас человек — не преступник.
— Все каторжники всегда невинны, — иронически перебила она его. — Вы хотите, чтобы я поверила…
— Есть случаи, когда берешь вину на себя, чтобы человек, за которого готов отдать жизнь, мог бы жить на свободе неопозоренным.
Она резко спросила:
— Женщина?
— Вы поймете, — продолжал он, — что есть мужчины, которые могут принять осуждение и позор, но предпочитают затем бежать и жить в углу со зверями… Это был долг… нужно же платить долги.
— Вам так нравится приносить себя в жертву? — снова иронически сказала она, но сейчас же раскаялась.
Он пожал плечами и коротко произнес:
— Идемте!
Один за другим, скрываясь за скалами, спустились они к морю. Наконец, они очутились у воды.
— Ваша лодка вот за этой скалой, — объяснял Марк. — Но привязана она здесь так, чтобы я мог ее подтянуть сюда. Если кто-нибудь сверху увидит, подумают, что ее просто относит течением, как это обычно бывает. А мыс закроет вас от глаз до тех пор, пока вы будете уже далеко.
Марк стал медленно подтягивать канат. Наконец, он сказал:
— Вот лодка.
По другую сторону скалы что-то заскрипело; это лодка терлась бортом о камень. Вот лодка обогнула скалу. Кетти отпрянула с заглушенным криком… Посреди лодки, скрестив ноги, злобно поблескивая глазами и посмеиваясь, сидела Нарутча.
— Ах! проклятая! Она выслеживала нас, — Марк обезумел от злобы и бросился на эскимоску с кулаками. Но эскимоска, гибкая, как дикий зверь, выпрыгнула из лодки, быстро вскарабкалась на скалу и, вытянув руки, стала пронзительно кричать:
— О… о…. о…. о…
— Она их зовет… мы погибли…Бегите, бегите, — говорил Марк, все-таки стараясь заставить Кетти сесть в лодку.
— Я останусь…
Да и поздно было. На крики Нарутчи уже сбегались охотники. Марк вырвал из рук Кетти карабин и сунул его в расщелину скалы.
— Вы лучше воспользуетесь им, если они не будут про него знать, — шепнул он.
Беннет уже стоял перед Марком, лохматый и страшный.
— Что это ты, желторотый, делаешь здесь с женой начальника?
Но Иов уже подоспел и попробовал объяснить:
— Они выполняют мои приказания…
— Ты приказал им взять нашу лодку и бежать от нас потихоньку?
Вербек толкнул ногой узел, брошенный на землю Марком.
— Понятно, они сговорились бежать.
Вдруг Беннет закричал:
— Они украли ружье! Измена! Измена!
Сразу началась свалка. Вербек и Олаф бросились на Марка, а Борнхольм и Руперт на Иова.