Под полом шумно возились мыши, справляя какой-то свой мышиный праздник. Иногда раздавался отчаянный писк, как будто кого-то терзали нестерпимыми пытками.
Медленно и четко тикали большие часы с недельным заводом. Если вслушаться, то можно было разобрать, как отчетливо выговаривает маятник: «По-зор… Тюрь-ма… Рас-стрел»..
Откуда-то издалека наростал зудящий, непрерывный, тоскливый звук. Начался он с гудения низкой басовой струны и постепенно поднялся до противного, скрипучего фальцета. При максимуме напряжения звук слился с пронзительным звонком.
— Первый трамвай, — шепотом, как в присутствии покойника, сказал Пров Провыч.
— Шесть часов, — в тон ответил Козин.
— Через два часа придет Мымрин… Он все выяснит… он выяснит…
Все почему-то вздохнули.
Что должен был выяснить Мымрин? Каким путем он это мог сделать? Над этим никто не рассуждал. Каждый почему-то был уверен, что спасенье возможно только с этой стороны. Такова сила авторитета. История с бельем Ханукиной была еще слишком ярка в памяти.
И Мымрин пришел. Пришел ровно в восемь. Очень был удивлен, застав тройку в сборе в такой неурочный час. Затем, со свойственной ему способностью к выводам, сообразил:
— В картишки резались? Ну, кто кого?..
Трое землисто-серых людей встали в торжественные позы.
— Вот что, товарищ управдом, — начал Козин, по привычке беря на себя председательствование. — Дело тут такое, что… Поверните, кстати, ключ в двери… Дело в том… Одним словом, присядьте… Дело, видите ли, в следующем… Кстати, одолжите папиросочку…
Пров Провыч захихикал:
— Дело в следующем, когда я был заведующим, носил брючки в полоску, пожалуйте папироску…
— Пров Провыч, как у вас в такой момент язык поворачивается паясничать! — нервно перебил Архангелов.
— Да в чем дело, друзья? — забеспокоился Мымрин. — Не угробили же вы кого-нибудь? Как будто все налицо…
— С этой стороны все в порядке, — заволновался Архангелов — А вот, как бы это сказать… Как вы у нас, значит, башка, вроде этакого гения, то и выручайте… Опять же и белье Ханукиной, то же дело, так сказать, ваших рук… Вернее, головы…
Мымрин скромно крякнул.
— С бельем этим ерунда вышла. Маленькое недоразумение…
Все почему-то очень близко приняли к сердцу слова управдома:
— Да, ну? Какое недоразумение?
— Да, понимаете!.. Ведь какой у нас народ-то? Самый первобытный. К Ханукиной этой сестра приехала из деревни. Ну, постирала Ханукина белья и послала эту фефелу на чердак развесить. А та путалась — путалась, ходов наших не знает, взяла да и развесила на чужом чердаке. А Ханукину нашу знаете ведь: не разобравшись в чем дело, весь дом на ноги поставила: ах, обокрали! А так как дело это вполне возможное, то все и поверили. Сегодня утром полезла соседка к себе на чердак, а там белья, неизвестного звания, так сказать, навешано и счета нет. Разобрались, белье-то оказывается Ханукннское, все целехонько. Замки-то У вас, сами знаете, все под один ключ, ну, вот и все…
— Вы же Заклепкина с поличным поймали?
— Заклепкин женино барахлишко пропивал. Жена на поденщине до ночи работала.
— Пал Палыч, спасай же! — не выдержал Архангелов. — Ведь денежки-то у меня сперли!..
— Какие денежки?
— Все до копеечки!.. Все четыре с половиной тысячи! — Пван Иванович горько заплакал. — Измучился я за ночь-то…
— Постойте, постойте… Деньги, говорите, пропяли? Каким образом?
Все наперебой, долго и путанно, рассказывали историю пропажи червонцев. Когда Мымрин понял, наконец, в чем дело, он только развел руками.
— Задача! — сказал он. — Такого ни с одним Шерлокам Холмсом не случалось, ручаюсь. Ну. подумайте сами, какой тут метод применим? Дедуктивный или индуктивный? Безграмотность сплошная. Такая бестолковщина только у нас и может произойти. Ни тебе завязки, ни тебе наростания, ничего…
Долго думал Мымрин, наконец, щелкнул пальцами:
— Тут вот с чего надо начинать…
— С чего хотите, только чтобы деньги нашлись, — хныкал Архангелов.
— С самого некультурного приема…
— Чорт с ней, с культурой! — махнул рукой Козин.
— С обыска присутствовавших, — отчеканил управдом, обводя всех испытующим взглядом.
Зародившаяся было надежда сменилась разочарованием: