Чэннинг с интересом наблюдал перемену, происшедшую с хозяйством и хозяйкой. Она была совершенно удовлетворена своей настоящей жизнью. Сон не повторялся, и успокоение предстоящего материнства окутывало ее, как мантией. Она была, как прекрасная нива, согретая и созревшая под лучами солнца и спокойно ожидающая жатвы. Но изменился сам Аркрайт. Насколько она затихла, настолько тон его превосходства усилился. Он был теперь членом магистрата и он только и говорил, что о своих обязанностях и о своем положении. Его любовь к внешнему и к условностям делали его обязанности удовольствием для него.
— Я думаю, что теперь нас хорошо узнали в этих краях, — говорил он Чэннингу, показывая ему его комнату. — И надеюсь, что и дом этот, и его хозяев здесь уважают.
— Да, ведь, прежде всего, у дома теперь совсем другой хозяин, — сказал Чэннинг.
Маленький человек весь просиял от этой любезности.
— Надеюсь, — сказал он с деланной скромностью, восхитившей Чэннинга. — Во всяком случае в моей жизни нет ничего такого, что я должен был бы скрывать от людей.
Сравнение с человеком, место которого он занял, доставляло ему большое удовольствие.
— Между прочим, он умер как раз в этой комнате, — вдруг сказал он. — Я надеюсь, что это не имеет для вас значения?
Доктор усмехнулся.
— Ни малейшего, — ответил он. — Это прелестная комната.
После обеда миссис Аркрайт оставила их вдвоем Она устала, — сказала она. И почему-то, как она призналась Чэннингу, она чувствовала себя немножко нервной.
— Это глупо с моей стороны, — шутливо сказала она, — но в первый раз со времени нашего приезда я раскаиваюсь в том, что сделала это.
Она огляделась кругом почти ненавистью.
— Прошлое точно сомкнулось вокруг меня, — медленно сказала она. — Вероятно, наступление рождества делает меня сентиментальной.
Она закончила свои слова достаточно мужественно, но Чэннинг все же понимал, что нервы ее были возбуждены.
— Или то, что я тут, сказал он, — и приготовление для меня комнаты, — многозначительно добавил он.
Она слегка покраснела, потому что всегда быстро понимала его.
— Во всяком случае, что бы это ни было, это — глупости!
Ей было стыдно сознаться, что она воз-вращается к прежнему.
— Я живу в своей прежней комнате о останусь в ней. Спокойной ночи. Я не изменю вам.
Она героически улыбнулась, покидая их, но Чэннинг видел, что улыбка эта далась ей не без усилия. Он теперь желал только, чтобы посещение его не принесло с собой несчастья.
Но Аркрайт не испытывал таких сомнений.
— Она сама над собой будет завтра смеяться, — уверял он Чэннинга, — я всегда говорил ей еще задолго до встречи с вами, что смеяться — лучшее средство.
— Женщина предпочтительно слушает чужого человека, а не мужа, — заметил Чэннинг. — Я иногда думаю, что моя специальность говорить женщинам неприятные истины.
Аркрайт с чувством довольства попыхивал сигарой. Что касалось его, так мир был в великолепном порядке.
— Она придавала одно время этому несчастному сну какую-то таинственность. Говорила о предзнаменованиях и, знаете, о всяких таких глупостях.
— Сказать вам правду, — заметил Чэннинг, которого раздражала самоуверенность Аркрайта, — в некотором отношении сон этот все еще остается тайной и для меня. Я дал вашей жене объяснение, которое ее, к счастью, удовлетворило. Но его может раскритиковать любой другой психиатр.
— Да, ведь, оно же возымело действие, — сказал Аркрайт. — В конце концов, только это и важно.
Наступило молчание. Но Аркрайт все же был смущен. Он ненавидел все неопределенное, незаконченное.
— А что же вы не поняли в этом сне? — вдруг спросил он, точно разговор и не прерывался.
Чэннинг не мог ускользнуть от такого прямого вопроса.
— Я скажу вам, — произнес он, помолчав. — Главная трудность для меня в том, что сон периодически повторялся. Большая часть снов отражает душевное состояние спящего, потому что сны являются его собственной переработкой незначительных событий. Но повторяющиеся сны стоят в особой группе. Тут имеешь дело с возникновением в мозгу спящего не месива отдельных воспоминаний, но одного дельного воспоминания, цельного происшествия, бывшего в действительности.
— Бывшего в действительности? — перебил Аркрайт. — Но вы же не хотите сказать, что в действительности произошло то, что видит во сне моя жена? — В голосе его даже звучала обида.