- Двадцать пять секунд, - сказал Оратов. - Как быть с резервным баком? Он же имеет вывод на центральный пульт, а центр словно вымер...
Эльза махнула рукой. Какой там резерв! Основных баков хватит на добрую тысячу лет, только бы ничего не произошло в последний момент, только бы не сорвалось...
- Реле не сняли! Реле равновесия! - заорал не своим голосом Финдлей.
Ну, это работы на пять секунд - снять реле! То самое реле, которое автоматически уравновешивает время - земное и корабельное. А хорошо, что Финдлей спохватился, иначе сколько бы энергии ни подали на дингль, все равно скачка в прошлое не смогло бы произойти - реле каждый раз устанавливало бы тот момент, который одинаков и для Земли, и для корабля. Скачок был бы равен нулю... Но реле выдрано из своего гнезда, провода скручены, теперь ничто не мешает динглю зашвырнуть «Антилор» со всем его содержимым в любые доисторические дебри. Ничто не мешает- кроме тех десяти секунд, которые еще остались на прогрев. Семь секунд. Шесть. Пять. Четыре...
- Ну же! .. - не выдержал Финдлей.
Эльза повернула голову и стала спокойно смотреть на него, и это спокойствие длилось целую вечность - секунда, другая, третья...
ПРЕОБРАЗОВАТЕЛЬ К ПУСКУ ГОТОВ!
Это как в детстве, когда разом зажигаются огни на новогодней елке. Загораются не полуторавольтовые лампочки - включается то самое состояние человеческого духа, которое находится где-то у верхнего предела шкалы абсолютного счастья и на обыкновенный людской язык переводится словами: «Вот оно!..»
- Ввожу весь запас, - сказала Эльза полувопросительно, словно кто-то мог ей возразить. Возражать было и некогда и нечего: каждый полный энергобак - это лишняя взрывная мощность при ударе о поверхность. И каждый использованный энергобак - это еще одна сотня лет в прошлое, это еще большая уверенность в том, что там, внизу, в зеленом мареве тайги нет и не может быть людей.
- Ну, поехали, - произнесла Эльза традиционную фразу, с которой начинался любой космический полет, хотя «Антилор» был первым кораблем, который уходил не к звездам будущего, а к Земле прошедших веков.
Когда светящаяся точка на экране расширилась, утратила свою яркость и растворилась в сероватом мерцающем фоне, Роборовский невольно задержал дыхание, на какую-то долю секунды прикрыл глаза. Буквально на долю секунды - потому что до сих пор они только ждали, а теперь надо было действовать. Координационный центр автоматически превращался в штаб борьбы с последствиями взрыва. Собственно говоря, в эти доли секунды он уже не думал об Эльзе, Оратове и Финдлее. Он думал, как организовать доставку сюда, в
Прибайкалье, специальных антирадиационных отрядов. Поэтому, когда прошла уже не одна секунда, а двадцать, он осторожно шевельнулся и глянул на старшего координатора. Но Феврие по-прежнему стоял возле опустевшего экрана, и Роборовский не удержался, сказал:
- Пора действовать. Ведь там сейчас пострашнее Хиросимы...
Но Феврие, не поворачивая головы, поднял сухую ладонь, напрягся, словно самое главное сейчас было - не распугать установившуюся над пультом мертвую тишину. Наконец он глянул на Роборовского, и тут только до него дошло, что тот ни о чем не догадывается.
- Они летят, - прошептал Феврие, почти не шевеля губами. - Какая Хиросима?.. Они летят!
Экран перед ними был абсолютно пуст.
- Где? - так же шепотом ошеломленно переспросил Роборовский.
Феврие ткнул пальцем в сторону. Роборовский, следуя его жесту,
поглядел направо, где висел на стене примелькавшийся и ставший каким-то незаметным страшный «черный атлас», на котором кружочками, на расстоянии кажущимися совершенно черными, были обозначены все несчастные случаи, происшедшие в Приземелье за последние три с половиной века. И только вблизи эти точки приобретали металлический отлив: коричневатый - катастрофы с космическими грузовиками, обошедшиеся без человеческих жертв; лиловые - разведывательные и пассажирские, стоившие жизни экипажу, и, наконец, немногочисленные зелено-золотистые, словно спинки жуков-бронзовиков - нерасследованные происшествия и не поддающиеся объяснению явления, аналогичные космическим авариям.