НК: Но считается, что диметродоны вымерли до появления
динозавров!
ГАМОВ (улыбаясь): Да, считается, что звероподобные рептилии, к которым относится и диметродон, высшую фазу своего развития прошли задолго до появления динозавров, но это не значит, что они вымерли к тому времени. Рыба латимерия тоже считалась вымершей, однако в тридцатых годах Смит нашел все же своего «старину-четверонога». И поверьте, там, на месте, все как нельзя более соответствовало друг другу. Мрачный рассветный пляж, ветер, разносящий мелкую пыль, низкое латунное солнце... Покинуть пляж в тот день я не успел. Еще одно существо, не менее жуткое, но еще более величественное, возвышалось метрах в ста от моего убежища. Оно относилось скорее всего к танкообразным травоядным ящерам, и более удачное название - сирмозавр - трудно было подобрать - нечто вроде черепахи тонн на двадцать пять весом, черепахи, целиком закованной в костяные пластины, из вырезов которых выступали, как рычаги, столбообразные ноги и плоский череп, величиной со стандартный бельевой шкаф. И сирмозавр тоже был мертв! Я постучал подобранной с песка палкой по его лбу, приложился ухом к замшелой броне, сплошь утыканной округлыми шипами, и замер, потрясенный величием и необъятностью этого гиганта. Из немого созерцания меня вырвал тоскливый вопль. Я живо обернулся -оказывается диметродон встал, очнулся и сразу же занялся весьма неприятным, для попавшего в его когти сонного струтиомимуса, делом - завтраком... Диметродон, тарбозавр, сирмозавр - эти парни и не собирались умирать. Они спали! Холоднокровные, наконец понял я, они впадали в спячку каждую холодную ночь и пробуждались с солнцем. Можно сказать, они существовали за счет встроенных в их тела солнечных батарей, и у диметродона они были особенно мощные - весь парус! Не зверь, а утюг с терморегулятором, благодаря которому этот хищник поднимал температуру тела за считанные минуты, лишь бы нашелся источник тепла. А там можно было перекусить любым соней, как это случилось со струтиомимусом...
Мой тарбозавр поднялся позднее, когда, проклиная все на свете, я уже сидел в своем убежище, под грибами. Тарбозавру сразу что-то не понравилось: лицемерно сложив на своей огромной груди крошечные передние лапки, он подозрительно осмотрелся. Я решил - будет драка, но, видимо, с диметродоном у него было заключено нечто вроде перемирия. Застыв друг перед другом над неподвижной тушей струтиомимуса, хищники молча и внимательно следили друг за другом. Потом в этой композиции что-то нарушилось и оба гиганта пошли вокруг жертвы в довольно нелепом танце, закончившемся тем, что оба они одновременно вцепились в несчастного струтиомимуса. Каждый тянул на себя, они как будто дрова пилили. Наконец, диметродон отхватил кусок, явно превышавший его возможности, и начал жадно его заглатывать. Он давился, тряс головой, шея его сокращалась и растягивалась, как гармошка; даже тарбозавр перестал есть и уставился на него, а я испугался - подавится!.. Но нет, насытившись, диметродон тяжело, как брюхатый парусник, поплыл к реке, удовлетворенно покачивая выпирающими наружу бедрами. Я ждал, когда и тарбозавру захочется пить, но он хромал и хромал себе по пескам, высокомерно вздергивая к облачкам свою тупую клыкастую морду.
НК: Сколько же дней вы провели в западне?
ГАМОВ: Ровно сто восемьдесят. Почти полгода!
НК: И тарбозавр постоянно торчал на пляже? Чем объяснить такую настойчивость?
ГАМОВ: Мне кажется, я сам, неумышленно, раздражал хищника. Мое убежище было невелико, и я не мог часами сидеть, спрятавшись за горячие камни. Приходилось появляться на вершинах скал - и это, конечно, раздражало хищника. Бывали, разумеется, дни, когда тарбозавр уходил, но, как правило, тут же появлялся его перепончатопарусный приятель. К тому же, на второй день моего пребывания в убежище, у меня появился Хам, и это сразу осложнило мое положение.