Но мы к этому еще вернемся.
Шло время. Закончился 1800 год. Трудами и стараниями ряда высокопоставленных и титулованных лиц, приближенных к Императору Павлу, он был убит в ночь с 11 на 12 марта 1801 года и на трон незамедлительно вступил его старший сын Александр Павлович (Александр Первый), в какой-то мере знавший о существовании заговора против родителя своего.
Авель же, напомню, пребывал в заточении. Завершился второй круг его зловещих предсказаний, как утверждают, в сроки, загодя зафиксированные в его второй «Зело престрашной книге».
Вернемся к тесту Жития.
ТРЕТЬЯ «ПРОБА ПЕРА»
И в этот раз, как всегда, Авель не изменил себе, не потерял свой поразительный дар, был полон неизрасходованных сил, готов к бою.
На троне — Александр Первый. Авель же сидел там, куда его определил Император Павел Первый, — в Петропавловской крепости, где провел всего-то 10 месяцев и 10 дней, столько же, сколько ранее в Шлиссельбургской.
После гибели Павла Первого Александр Первый приказал отца Авеля из Петропавловской крепости незамедлительно выпустить и направить в Соловецкий монастырь под присмотр, а вскоре он и свободу получил.
Но Авель не был бы Авелем, если бы не стал составлять… ТРЕТЬЮ «Зело престрашную книгу! Что еще ему было делать? Дело всей жизни — «секреты составлять да книги писать»! Надо сказать, делал он это отменно! Руководимый некими высшими силами, он исполнял свой человеческий и гражданский долг неукоснительно и исправно!
В этот раз он побыл на свободе всего-то один год и два месяца, но за это время успел-таки написать свою третью книгу: «В ней же написано, как будет Москва взята и в который год!»
Итак, странно, но где-то на рубеже 1803 года он предрек события, происшедшие в реальной жизни лишь через 10 лет! Интересно, о чем в это время размышлял Наполеон?
История, к сожалению, повторяется! Непреложность этого утверждения неумолимо вытекает из жизни Авеля. Снова книга дошла до самого Императора Александра Первого. Что в ней возмутило покой монарха? Или ему за державу обидно стало? Либо он усмотрел в писании этом личную обиду?
Так или иначе, но решение воспоследовало: «Монаха Авеля абие (абие — тотчас. — Ю.Р.) заключить в Соловецкую тюрьму, и быть там ему дотоле, когда сбудутся его пророчества самою вещию».
И снова потекло время между письменным оформлением пророчества и его реализацией самою жизнию! А в это время Александр сидит на троне — державой правит! Авель тоже сидит, правда в тюрьме, на острове, тоже при деле — вшей давит! У каждого своя доля и свое постоянное занятие! Говоря языком песни, «все поровну, все справедливо!»
Год идет за годом. Что было в это время в России — вам известно из истории, которую я не стану пересказывать. Что было с Авелем? Много претерпеть пришлось ему за эти десять лет! Он «10 раз был под смертию, 100 раз приходил в отчаяние, 1000 раз находился в непрестанных подвигах, и прочих искусов было о. Авелю число многочисленное и число бесчисленное. Однако, благодатию Божиею, ныне он, слава Богу, жив и здоров и во всем благополучен», — повествует Житие об этом периоде жизни моего героя.
Далее в Житии сказано:
«Ныне от Адама семь тысяч и триста и двадесятый год, а от Бога Слова тысяча и восемьсот и второй на десять (т. е. 1812 год. — Ю.Р.). И слышим мы в Соловецком монастыре, якобы южный царь, или западный, имя ему Наполеон, пленит грады и страны и многия области, уже и в Москву вшел. И грабит в ней и опустошает все церкви и вся гражданская, и всяк взывая: «Господи, помилуй, прости наше прегрешение. Согрешихом пред Тобою, и несть достойны нарекаться Рабами Твоими: попусти на врага и губителя за грех наш и беззакония наша!» И прочая таковая взываху весь народ и вси людие. В то самое время, когда Москва взята, вспомнил сам Государь пророчество о. Авеля; скоро приказал князю Голицыну от лица своего написать письмо в Соловецкий монастырь».
В Соловецком же монастыре в ту пору начальником был архимандрит Илларион. Получив от имени Государя письмо, коим предлагалось отца Авеля выключить из числа колодников и включить в число монахов на полную свободу, он был безмерно испуган и озадачен. Сам Государь печется о безродном монахе?!! К чему бы это… И убоялся, видно, отче… А тут еще, как на грех, к письму приписка: «Ежели он жив и здоров, то ехал бы к нам в Петербург, мы желаем его видеть и с ним нечто поговорить». Так именно и было написано от лица Самого Государя! Было отчего затрястись поджилкам архимандрита, тем более что он, как никто другой, знал «кое-какие далеко не детские грешки за собою». И убоялся дюже!