Павел Петрович скончался в ночь с 11 на 12 марта 1801 года. Государю Николаю Александровичу и выпал, таким образом, жребий вскрыть таинственный ларец и узнать, что в нем столь тщательно и таинственно охранялось от всяких, не исключая и царственных, взоров.
— В утро 12 марта 1801 года, — сказывала Мария Федоровна Герингер, — и Государь и Государыня были очень оживленны и веселы, собираясь из Царскосельского Александровского дворца ехать в Гатчину вскрывать вековую тайну. К этой поездке они готовились как к праздничной интересной прогулке, обещавшей им доставить незаурядное развлечение. Поехали они веселые, но возвратились задумчивые и печальные, и о том, что обрели они в том ларце, никому, даже мне, с которой имели привычку делиться своими впечатлениями, ничего не сказали. После этой поездки я заметила, что при случае Государь стал поминать о 1918 годе, как о роковом годе и для него лично и для династии».
Далее Сергей Нилус приводит описание следующего происшествия, подтверждающего рассказ М. Ф. Герингер.
«6 января 1903 года на Иордани у Зимнего Дворца при салюте из орудий от Петропавловской крепости одно из орудий оказалось заряженным картечью, и картечь ударила по окнам дворца, частью же около беседки на Иордани, где находилось духовенство, свита Государя и сам Государь. Спокойствие, с которым Государь отнесся к происшествию, грозившему ему самому смертию, было до того поразительно, что обратило на себя внимание ближайших к нему лиц окружавшей его свиты. Он, как говорится, бровью не повел и только спросил:
— Кто командовал батареей?
И когда ему назвали имя, то он участливо и с сожалением промолвил, зная, какому наказанию должен будет подлежать командовавший офицер:
— Ах, бедный, бедный (имя рек), как мне жаль его!
Государя спросили, как подействовало на него происшествие. Он ответил:
— До 18 года я ничего не боюсь…»
Известны и другие свидетельства похожего содержания. Так, например, посол Франции в России Морис Палеолог, передавая свою беседу с Сергеем Дмитриевичем Сазоновым, с декабря 1910 по июль 1916 года занимавшим пост министра иностранных дел России, пишет в дневнике 20 августа 1914 года:
«Мы говорим об императоре; я говорю Сазонову:
— Какое прекрасное впечатление я вынес о нем на этих днях в Москве. Он дышал решимостью, уверенностью и силой.
— У меня было такое же впечатление, и я извлек из него хорошее предзнаменование… но предзнаменование необходимое, потому что…
Он внезапно останавливается, как если бы он не решился окончить свою мысль: я убеждаю его продолжить.
Тогда, беря меня за руку, он говорит мне тоном сердечного доверия:
— Не забывайте, что основная черта характера государя есть мистическая покорность судьбе.
Затем он передает мне рассказ, который он слышал от своего beau-frera (свояка. — Ю.Р.) Столыпина, бывшего премьер-министра, убитого 18 сентября 1911 года.
Это было в 1909 году, когда Россия начинала забывать кошмар японской войны и воспоследовавших за ней мятежей. Однажды Столыпин предлагает Государю важную меру внутренней политики.
Задумчиво выслушав его, Николай II делает движение скептическое, беззаботное, движение, которое как бы говорит: «Это или что-нибудь другое — не все ли равно»… Наконец он заявляет грустным голосом:
— Мне не удается ничего из того, что я предпринимаю, Петр Аркадьевич. Мне не везет… К тому же, человеческая воля так бессильна…
Мужественный и решительный по натуре Столыпин энергично протестует. Тогда царь у него спрашивает:
— Читали вы Жития Святых?
— Да… по крайней мере, частью, так как, если не ошибаюсь, этот труд содержит около 20 томов.
— Знаете ли вы также, когда день моего рождения?
— Разве я мог бы его не знать? Шестое мая.
— А какого святого праздник в этот день?
— Простите, государь, не помню.
— Иова Многострадального.
— Слава Богу, царствование вашего величества завершится со славой, так как Иов, смиренно претерпев самые ужасные испытания, был вознагражден благословением Божиим и благополучием.
— Нет, поверьте мне, Петр Аркадьевич, у меня более чем предчувствие, у меня в этом глубокая уверенность: я обречен на страшные испытания; но я не получу моей награды здесь, на земле… Сколько раз я примерял к себе слова Иова: «…ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня, и чего я боялся, то и пришло ко мне».